Что такое Рига у некрасова
Не ригой, не амбарами,
Не кабаком, не мельницей,
Как часто на Руси,
Село кончалось низеньким
Бревенчатым строением
С железными решетками
В окошках небольших.
За тем этапным зданием
Широкая дороженька,
Березками обставлена,
Открылась тут как тут.
По будням малолюдная,
Печальная и тихая,
Не та она теперь!
По всей по той дороженьке
И по окольным тропочкам,
Докуда глаз хватал,
Ползли, лежали, ехали.
Барахталися пьяные
И стоном стон стоял!
Скрыпят телеги грузные,
И, как телячьи головы,
Качаются, мотаются
Победные головушки
Уснувших мужиков!
Народ идет — и падает,
Как будто из-за валиков
Картечью неприятели
Палят по мужикам!
Ночь тихая спускается,
Уж вышла в небо темное
Луна, уж пишет грамоту
Господь червонным золотом
По синему по бархату,
Ту грамоту мудреную,
Жители улицы Некрасова, районов площади Бангалор и ТЦ «Рига» вышли на марш вечером 25 декабря
Которой ни разумникам,
Ни глупым не прочесть.
Дорога стоголосая
Гудит! Что море синее,
Смолкает, подымается
Народная молва.
«А мы полтинник писарю:
Прошенье изготовили
К начальнику губернии. »
«Эй! с возу куль упал!»
«Куда же ты, Оленушка?
Постой! еще дам пряничка,
Ты, как блоха проворная,
Наелась — и упрыгнула.
Погладить не далась!»
«Добра ты, царска грамота,
Да не при нас ты писана. »
«Посторонись, народ!»
(Акцизные чиновники
С бубенчиками, с бляхами
С базара пронеслись.)
«А я к тому теперича:
И веник дрянь, Иван Ильич,
А погуляет по полу,
Куда как напылит!»
«Избави бог, Парашенька,
Ты в Питер не ходи!
Такие есть чиновники,
Ты день у них кухаркою.
А ночь у них сударкою —
Так это наплевать!»
«Куда ты скачешь, Саввушка?»
(Кричит священник сотскому
Верхом, с казенной бляхою.)
— В Кузьминское скачу
За становым. Оказия:
Там впереди крестьянина
Убили. — «Эх. грехи. »
«Худа ты стала, Дарьюшка!»
— Не веретенце, друг!
Вот то, чем больше вертится.
Пузатее становится,
А я как день — деньской. —
«Эй, парень, парень глупенький,
Оборванный, паршивенький,
Эй, полюби меня!
Меня, простоволосую,
Хмельную бабу, старую,
Зааа-паааа-чканную. »
Крестьяне наши трезвые,
Поглядывая, слушая,
Идут своим путем.
Средь самой средь дороженьки
Какой-то парень тихонький
Большую яму выкопал.
«Что делаешь ты тут?»
— А хороню я матушку! —
«Дурак! какая матушка!
Гляди: поддевку новую
Ты в землю закопал!
Иди скорей да хрюкалом
В канаву ляг, воды испей!
Авось, соскочит дурь!»
«А ну, давай потянемся!»
Садятся два крестьянина,
Ногами упираются,
И жилятся, и тужатся,
Кряхтят — на скалке тянутся,
«Этот памятник разделяет наше общество»: мэр Риги о сносе монумента советским воинам
Суставчики трещат!
На скалке не понравилось:
«Давай теперь попробуем
Тянуться бородой!»
Когда порядком бороды
Друг дружке поубавили,
Вцепились за скулы!
Пыхтят, краснеют, корчатся,
Мычат, визжат, а тянутся!
«Да будет вам, проклятые!
Не разольешь водой!»
В канаве бабы ссорятся,
Одна кричит: «Домой идти
Тошнее, чем на каторгу!»
Другая: — Врешь, в моем дому
Похуже твоего!
Мне старший зять ребро сломал,
Середний зять клубок украл,
Клубок плевок, да дело в том —
Полтинник был замотан в нем,
А младший зять все нож берет,
Того гляди убьет, убьет. —
«Ну, полно, полно, миленький!
Ну, не сердись! — за валиком
Неподалеку слышится.—
Я ничего. пойдем!»
Такая ночь бедовая!
Направо ли, налево ли
С дороги поглядишь:
Идут дружненько парочки,
Не к той ли роще правятся?
Та роща манит всякого,
В той роще голосистые
Соловушки поют.
Дорога многолюдная
Что позже — безобразнее:
Все чаще попадаются
Избитые, ползущие,
Лежащие пластом.
Без ругани, как водится,
Словечко не промолвится,
Шальная, непотребная,
Слышней всего она!
У кабаков смятение,
Подводы перепутались,
Испуганные лошади
Без седоков бегут;
Тут плачут дети малые.
Тоскуют жены, матери:
Легко ли из питейного
Дозваться мужиков.
У столбика дорожного
Знакомый голос слышится,
Подходят наши странники
И видят: Веретенников
(Что башмачки козловые
Вавиле подарил)
Беседует с крестьянами.
Крестьяне открываются
Миляге по душе:
Похвалит Павел песенку —
Пять раз споют, записывай!
Понравится пословица —
Пословицу пиши!
Позаписав достаточно.
Сказал им Веретенников:
«Умны крестьяне русские,
Одно нехорошо,
Что пьют до одурения,
Во рвы, в канавы валятся —
Обидно поглядеть!»
Крестьяне речь ту слушали,
Поддакивали барину.
Павлуша что-то в книжечку
Хотел уже писать.
Да выискался пьяненький
Мужик, — он против барина
На животе лежал,
В глаза ему поглядывал,
Помалчивал — да вдруг
Как вскочит! Прямо к барину —
Хвать карандаш из рук!
— Постой, башка порожняя!
Шальных вестей, бессовестных
Про нас не разноси!
Чему ты позавидовал!
Что веселится бедная
Крестьянская душа?
Пьем много мы по времени,
А больше мы работаем.
Нас пьяных много видится,
А больше трезвых нас.
По деревням ты хаживал?
Возьмем ведерко с водкою,
Пойдем-ка по избам:
В одной, в другой навалятся,
А в третьей не притронутся —
У нас на семью пьющую
Непьющая семья!
Не пьют, а также маются,
Уж лучше б пили, глупые,
Да совесть такова.
Чудно смотреть, как ввалится
В такую избу трезвую
Мужицкая беда, —
И не глядел бы. Видывал
В страду деревни русские?
В питейном, что ль, народ?
У нас поля обширные.
А не гораздо щедрые,
Скажи-ка, чьей рукой
С весны они оденутся,
А осенью разденутся?
Встречал ты мужика
После работы вечером?
На пожне гору добрую
Поставил, съел с горошину:
«Эй! богатырь! соломинкой
Сшибу, посторонись!»
Сладка еда крестьянская,
Весь век пила железная
Жует, а есть не ест!
Да брюхо-то не зеркало,
Мы на еду не плачемся.
Работаешь один,
А чуть работа кончена,
Гляди, стоят три дольщика:
Бог, царь и господин!
А есть еще губитель-тать
Четвертый, злей татарина,
Так тот и не поделится,
Все слопает один!
У нас пристал третьеводни
Такой же барин плохонький.
Как ты, из-под Москвы.
Записывает песенки,
Скажи ему пословицу,
Загадку загани.
А был другой — допытывал,
На сколько в день сработаешь,
По малу ли, по многу ли
Кусков пихаешь в рот?
Иной угодья меряет,
Иной в селеньи жителей
По пальцам перечтет,
А вот не сосчитали же.
По скольку в лето каждое
Пожар пускает на ветер
Крестьянского труда.
Нет меры хмелю русскому.
А горе наше меряли?
Работе мера есть?
Вино валит крестьянина,
А горе не валит его?
Работа не валит?
Мужик беды не меряет,
Со всякою справляется,
Какая ни приди.
Мужик, трудясь, не думает,
Что силы надорвет.
Так неужли над чаркою
Задуматься, что с лишнего
В канаву угодишь?
А что глядеть зазорно вам,
Как пьяные валяются.
Так погляди поди,
Как из болота волоком
Крестьяне сено мокрое,
Скосивши, волокут:
Где не пробраться лошади,
Где и без ноши пешему
Опасно перейти,
Там рать — орда крестьянская
По кочам, по зажоринам
Ползком ползет с плетюхами,—
Трещит крестьянский пуп!
Под солнышком без шапочек,
В поту, в грязи по макушку,
Осокою изрезаны,
Болотным гадом — мошкою
Изъеденные в кровь, —
Небось мы тут красивее?
Жалеть — жалей умеючи,
На мерочку господскую
Крестьянина не мерь!
Не белоручки нежные,
А люди мы великие
В работе и в гульбе.
У каждого крестьянина
Душа что туча черная —
Гневна, грозна, — и надо бы
Громам греметь оттудова,
Кровавым лить дождям,
А все вином кончается.
Пошла по жилам чарочка —
И рассмеялась добрая
Крестьянская душа!
Не горевать тут надобно,
Гляди кругом — возрадуйся!
Ай парни, ай молодушки,
Умеют погулять!
Повымахали косточки,
Повымотали душеньку,
А удаль молодецкую
Про случай сберегли. —
Мужик стоял на валике,
Притопывал лаптишками
И, помолчав минуточку,
Прибавил громким голосом,
Любуясь на веселую,
Ревущую толпу:
— Эй! царство ты мужицкое,
Бесшапочное, пьяное,
Шуми — вольней шуми. —
«Как звать тебя, старинушка?»
—А что? запишешь в книжечку?
Пожалуй, нужды нет!
Пиши: «В деревне Басове
Яким Нагой живет,
Он до смерти работает,
До полусмерти пьет. » —
Крестьяне рассмеялися
И рассказали барину,
Каков мужик Яким.
Яким, старик убогонький,
Живал когда-то в Питере,
Да угодил в тюрьму:
С купцом тягаться вздумалось!
Как липочка ободранный,
Вернулся он на родину
И за соху взялся.
С тех пор лет тридцать жарится
На полосе под солнышком,
Под бороной спасается
От частого дождя,
Живет — с сохою возится,
А смерть придет Якимушке —
Как ком земли отвалится,
Что на сохе присох.
С ним случай был: картиночек
Он сыну накупил,
Развешал их по стеночкам
И сам не меньше мальчика
Любил на них глядеть.
Пришла немилость божия,
Деревня загорелася —
А было у Якимушки
За целый век накоплено
Целковых тридцать пять.
Скорей бы взять целковые,
А он сперва картиночки
Стал со стены срывать;
Жена его тем временем
С иконами возилася,
А тут изба и рухнула —
Так оплошал Яким!
Слились в комок целковики,
За тот комок дают ему
Одиннадцать рублей.
«Ой брат Яким! недешево
Картинки обошлись!
Зато и в избу новую
Повесил их небось?»
— Повесил — есть и новые, —
Сказал Яким — и смолк.
Вгляделся барин в пахаря:
Грудь впалая; как вдавленный
Живот; у глаз, у рта
Излучины, как трещины
На высохшей земле;
И сам на землю — матушку
Похож он: шея бурая,
Как пласт, сохой отрезанный,
Кирпичное лицо,
Рука — кора древесная,
А волосы — песок.
Крестьяне, как заметили,
Что не обидны барину
Якимовы слова,
И сами согласилися
С Якимом: — Слово верное:
Нам подобает пить!
Пьем — значит, силу чувствуем!
Придет печаль великая,
Как перестанем пить.
Работа не свалила бы,
Беда не одолела бы,
Нас хмель не одолит!
Не так ли? —
«Да, бог милостив!»
— Ну, выпей с нами чарочку! —
Достали водки, выпили.
Якиму Веретенников
Два шкалика поднес.
— Ай барин! не прогневался,
Разумная головушка!
(Сказал ему Яким.)
Разумной-то головушке
Как не понять крестьянина?
А свиньи ходят по́ земи —
Не видят неба век. —
Вдруг песня хором грянула
Удалая, согласная:
Десятка три молодчиков,
Хмельненьки, а не валятся,
Идут рядком, поют,
Поют про Волгу — матушку,
Про удаль молодецкую,
Про девичью красу.
Притихла вся дороженька,
Одна та песня складная
Широко, вольно катится,
Как рожь под ветром стелется,
По сердцу по крестьянскому
Идет огнем-тоской.
Под песню ту удалую
Раздумалась, расплакалась
Молодушка одна:
«Мой век — что день без солнышка,
Мой век — что ночь без месяца,
А я, млада — младешенька.
Что борзый конь на привязи,
Что ласточка без крыл!
Мой старый муж, ревнивый муж,
Напился пьян, храпом храпит,
Меня, младу-младешеньку,
И сонный сторожит!»
Так плакалась молодушка
Да с возу вдруг и спрыгнула!
«Куда?» — кричит ревнивый муж,
Привстал — и бабу за косу,
Как редьку за вихор!
Ой! ночка, ночка пьяная!
Не светлая, а звездная,
Не жаркая, а с ласковым
Весенним ветерком!
И нашим добрым молодцам
Ты даром не прошла!
Сгрустнулось им по женушкам,
Оно и правда: с женушкой
Теперь бы веселей!
Иван кричит: «Я спать хочу»,
А Марьюшка: — И я с тобой! —
Иван кричит: «Постель узка»,
А Марьюшка: — Уляжемся! —
Иван кричит: «Ой, холодно»,
А Марьюшка: — Угреемся! —
Как вспомнили ту песенку,
Без слова — согласилися
Ларец свой попытать.
Одна, зачем бог ведает,
Меж полем и дорогою
Густая липа выросла.
Под ней присели странники
И осторожно молвили:
«Эй! скатерть самобранная,
Попотчуй мужиков!»
И скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Две дюжие руки:
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять.
Крестьяне подкрепилися.
Роман за караульного
Остался у ведра,
А прочие вмешалися
В толпу — искать счастливого:
Им крепко захотелося
Скорей попасть домой.
Стихи о Риге
Рига — ожившая сказка.
Стройных домов теснота,
Улочек узких развязка,
Башен и крыш высота.
Шпили в тумане рассвета,
Стаи ручных голубей.
Песни и Лиго, и лето,
И красота площадей.
У кошки на крыше забота,
Смотрит с тревогою вниз.
Голуби, после полета,
Топчут железный карниз.
И лабиринты конвента
У шведских старинных ворот,
Даугавы серая лента —
Всё меня манит, зовет…
Может во сне это вижу,
Всё лишь туманный обман…
Нет, я отчетливо слышу
Музыку, Домский орган.
Мудрого Баха звучанье
Льется в ночной тишине.
Ниточки воспоминанья
Снова вернулись ко мне.
Спи, моя Рига,
пусть звездами ночь запорошит
тебе ресницы.
Теплынь.
Ни дождинки.
Ни тучки.
Под одним пиджаком
сквозь тебя двое идут,
сквозь тебя, полусонную,
двое проходят.
Скозь неон твой и сон.
Пусть третьи лишние
этой ночью не спят,
ведь кто-то,
кроме дворников и постовых,
должен беречь твои сны.
Опусти волосы в реку,
пусть полощутся
до рассвета.
Пусть отмоется
вся седина.
Откуда море возьмет
серебристые волны,
если ты не будешь спать
на его берегу?
Спи, моя Рига,
я расскажу тебе сказку
о метро.
Знаешь, я ведь люблю
мечать о том, чего нет.
Всем давным-давно известно:
Рига — маленький Париж.
Город этот интересный
От фундаментов до крыш.
А рижанок-горожанок
Нет красивее нигде:
Ни в Варшаве, ни в Париже,
Ни на утренней звезде!
Утром радуют
Рыбой радужной
Рынок рижские рыбаки.
Рига морю открыта
Как ракушка
Узким устьем
Своей реки.
Давно я не был в стройной Риге
У Даугавы на берегу,
Но в сердце у себя и в книге
О вас я память берегу.
Из песен вашего народа,
Где столько радости и слёз,
Как золотые капли мёда,
С собой я несколько увёз.
Пересказал я песни эти,
И склад и лад их сохранив,
Чтоб и у нас читали дети
Про серебро рыбачьей сети
И золото латвийских нив.
Здесь, в старинной Риге,
В тихий день ненастья,
Кротко я встречаю
Маленькие миги
Маленького счастья.
Дом Черноголовых
Смотрит так любовно,
Словно рад он маю;
Двух, любить готовых,
Ободряет словно.
Под дождем так ярко
Зеленеют липки
Зеленью весенней;
Ах, деревья парка
Нам дарят улыбки!
Ветерка морского
Нежит легкий холод…
Тайно сходят тени…
Иль влюблен я снова?
Иль я снова молод?
По улицам Риги брожу, я вчера полыхавшим в огне.
Громады домов обгорелых глаза обжигают мне.
Кой-где еще рушатся стены, дымятся подвалы у ног,
И ночью споткнуться можно о свой же разбитый порог.
Доносится горький ветер от мрачных домов-калек,
И кажется даже небо гарью пропахло навек.
Но тщетно ты, враг, пытался живое повыжечь тут.
Над прахом развалин сердце поверило в жизнь и труд.
Шаги и повозок грохот — уже тишины здесь нет.
Идут из подвала люди — их встретил не мрак, а свет.
Их руки работы жаждут, и скоро увидишь ты
В стократ прекраснее прежних сады, и дома, и мосты.
Развеется серый пепел, как филин, пугающий всех.
Еще мы увидим улыбки и детский услышим смех.
Полуденный зной убегает в подвалы.
С мансарды сползает задумчивый вечер.
И дворики Риги — красы небывалой,
А вид узких улиц почти безупречен.
За каждою ставней загадка таится.
И мы околдованы шармом старинным:
У двери в кафе благороднейший рыцарь,
Войти приглашая, склоняется чинно.
Увиты плющом старых башен секреты.
А ветер над ратушей флаги колышет.
И мерный скрип флюгера слышится где-то.
И спины коты выгибают на крыше.
Нас кофе волшебным пленит ароматом,
На белом фарфоре — янтарные блики…
И солнце, садясь, заливает закатом
Старинные башни таинственной Риги.
Такая плохая погода:
И брызги, и слякоть, и грязь.
Несется в тумане машина.
Ведет ее дед, не боясь.
Уныло идут пешеходы,
В домах зажигают уж свет.
Мы милости ждем у природы.
Чтоб света пробился к нам след.
Туманом окутана Рига,
Мосты и главы церквей.
А были они ведь недавно
Летнего солнца светлей.
Все исчезает, как в дымке.
Словно мы в мире ином.
Небо как будто накрыто
Серым крылом.
В который раз по старой Риге я бреду.
Закинув голову, любуюсь петушками.
Они, как часовые, на своём посту
В мундирах золотых над Ригою веками.
Гуляю по старинным улочкам кривым,
Архитектура зданий взор мой поражает,
Здесь каждый двор и каждый дом неповторим
И моё сердце от восторга замирает.
Ступаю дальше по брусчатой мостовой:
Собор Петра, поодаль знаменитый Домский,
Там за кирпичною и древнею стеной
Орган звучит, взмывая к небу отголоском.
Звучит то жалобно, вздыхая о былом,
То с торжеством поёт гимн старой, милой Риге,
И кажется собор наполнен волшебством,
На окнах в витражах мелькают тени, лики.
От Домского мой путь лежит на Бастион,
(Его народ обычно горкой называет).
Зелёный склон каналом рижским окружён,
К себе туристов и влюблённых привлекает.
Тут, отдохнув немного в тихом уголке,
Я отвлекусь от мыслей, тягостных терзаний
И вновь признаюсь с радостью сама себе
Нет города прекрасней, для меня желанней.
Вечерняя Рига лучами сверкает…
Ночными огнями манит красота!
По дивной реке — пароход проплывает
Объятый сияньем огней от моста.
По узким проулкам, проносятся звуки
Мелодий душевных — кабацкий шансон.
И старая Рига, живёт полным ходом
Во все времена, суток: ночью и днём.
Парящим теплом, душу здесь согревает
Прогулками поздними возле реки.
Влюбленные парочки тихо гуляют,
Любуясь чудесным — пейзажем таким.
За домом дом —
Как скал гряда.
Твое окно
Осколком льда.
Такие взрослые
Столетья
Играют в камушки,
Как дети.
Играют, играют,
Играют тут,
Покуда Ригу
Не возведут.
Рига, Рига —
Скалы строений.
Но не скудеет
Горное племя.
В воздухе города
Сбросив вериги,
Останешься
АбоРигеном Риги.
Тебя зеленый мел
Холмов
Из Риги
Выписать не мог.
Янис Рокпелнис
(Перевод Гондельмана Г.)
Видала много стран и городов,
Восторг от них остался мне на память.
И, соревнуясь, каждый был готов
Особенное место в сердце занять.
Была готова путешествовать всегда,
Увиденную красоту в себя вбирала.
При всём при этом сравнивала я
С моею Ригой, которую не забывала.
Архитектура сложилася веками,
Из разных стилей букет образовав.
Могу увидеть своими я глазами
Всегда, в Риге Старой побывав.
Мне жаль, что под влиянием времени
Строения старые исчезают навсегда.
Проходят годы и столетия.
От Риги что останется тогда?
Во мне есть гордость за город мой,
Где много зелени и чистота.
Всегда красив он летом и зимой,
В нём буду жить пока сама жива.
Зажглись огни пилона
В тролейбусном вагоне,
Тишина
Засыпает у окна.
Набросили кварталы
Ночное покрывало
Темноты,
Скрыв фасады и мосты.
Опустит тень историй,
Уснувший старый город,
Имена
Шепчет тихая волна.
На площади просторной
У Домского собора
Я стою,
Выверяя жизнь свою.
Сыграет дождь, чуть слышно,
На черепичных крышах,
Загрустив,
Ненавязчивый мотив.
Туман задвинет шторы
И в нем утонет город,
До утра,
Вместе с башнею Петра.
И пусть уходят поезда
К неведомым мечтам
Искать в далеких городах
Того, что нету там.
И пусть спешат встречать зарю,
Предвидя праздник свой, —
Я постою и покурю
На Рижской мостовой.
А я опять вернулась в сказки Риги
По улицам её прошлась с тобой,
Приятен облик площадей старинных
Мне этот город стал почти родной.
Тут утопают в зелени кафешки
И узких улиц ласковый приют,
А по брусчатке мы идём без спешки
И все красоты нас сегодня ждут.
Там на фасадах, примостившись сверху,
Все ангелочки руки тянут к нам,
А запах кофе сладостный и терпкий
Зайти зовёт в свой ласковый Сезам.
Вот площадей уютные просторы
И старых башен строгий калорит,
А у ворот амбарные засовы
Так украшают древних улиц вид.
Среди домов цветистые картины,
Наверно их художник рисовал
На узких милых улочках старинных
Он для туристов сказку создавал.
Мы на скамейке отдохнуть присядем
Торжественный органа слышим звук,
Он к нам с небес божественно слетает
И так волшебно наш ласкает слух.
Уютный город, сладкая конфетка,
Ты так красив в сиянье старины
И мы сюда вернёмся непременно,
Чтоб снова тайны все узнать твои.
Мой город прекрасный далек недоступен
И с ним я не виделась тысячу лет
Сегодня мы встретились — сделай уступку
Скорей улыбнись и скажи мне — привет
И снова до дна я в тебя погружаюсь
Смотрю и все время пытаюсь понять
Ты тот же остался или я заблуждаюсь
Сегодня тебя нелегко мне узнать
Знакомых домов изменилось обличье
За броским фасадом их с трудом нахожу
Легко заблудиться в тебе с непривычки
Но я все надеюсь — хожу и хожу
Часть жизни моей в твоей жизни осталась
Я помню тебя. Остальное — вранье
Жаль слиться с тобою так и не удалось
Над городом милым кружит воронье
Пора уходить и с тобой расставаясь
Почувствовать в теле волнения дрожь
По улицам детства пройти сознавая
То время уже никогда не вернешь…
Мой город стар, но все ж опрятен,
Ввысь смотрит древней башни шпиль,
На глаз спокоен и приятен
Его строений строгий стиль.
Знаком здесь каждый переулок,
Прохладна узких улиц тень,
Как будто создан для прогулок
В спокойный, жаркий летний день.
Лесной усладой дышат парки,
Фонтаны в них полны монет,
Алмазных брызг дарят подарки
Кому от зноя мочи нет.
Атланты, мышцами играя,
Покатых крышь хранят покой;
Мой город как частица рая
Хранима Божию рукой.
Где сосен высоких зеленый шатер
Качают балтийские ветры,
К янтарному взморью на синий простор
Стальные бегут километры.
Из Риги на Дубулты поезд летит
Под звезды зеленых сигналов.
Сегодня здесь круглые сутки кипит
Работа большого накала.
Припустятся дети навстречу гудкам,
В траве утопая по пояс.
— Смотрите, ребята, ведь это же к нам
Летит электрический поезд!
Утро открывается гудками,
Призывая к дружному труду,
И встает над рижскими садами
Солнце у народа на виду.
Озаряет улицы прямые,
Поезда встречает в ранний час,
И гуляют блики золотые
По веселым крыльям кумача.
На домах и на вершинах башен —
Всенародных флагов торжество,
Видит солнце — город разукрашен,
Словно день рожденья у него.
Словно он, опережая сроки,
Благородным крепнущим трудом
Нынче вышел на простор широкий
Победивших время городов.
Видит солнце — на больших плакатах
Сочетанье горделивых слов
Поздравляет город с громкой датой —
Днем освобожденья от врагов.
Многозвучны песен переливы
О советской солнечной стране
И о нашем городе счастливом,
Что цветет с другими наравне,
Что дорогой мира и свободы
Не устанет в коммунизм итти…
Солнце обращается к народу:
— Путь свободен,
Доброго пути!