Благодаря свежезафрендившему меня v_strane_i_mire набрёл на посты pantv о службе в Литве, Латвии и Перестройке. В качестве примера вот — . а дальше сами 🙂
К аждый народ имеет право на самоопределение.
Но много ли было в истории случаев ее бескровного получения? Очень редко. Практически все такие случаи, связаны с Россией и СССР. Литве это удалось малой кровью. но не по вине советских войск, как принято считать в Литве. А если вспомнить об Эстонии и Латвии, им она досталась по инерции, не говоря уже об Украине и других бывших советских республиках.
В то время, вся эта возня вокруг самостийности, воспринималась, как какая-то шутка, как нечто несерьёзное, отвлекающее от спокойной размеренной жизни и создающее проблемы (по крайней мере у меня). Это стремление к самостийности и вечный поиск западного одобрямса слегка раздражала. Лёгкое недоумение вызывала наглость пьяной литовской молодежи (особенно девушек), которая вообще не боялась человека с ружьем. И ведь не ошибались, подтверждая знание первоисточников марксизма-ленинизма.
Была ли оккупация Стран Балтии?
Хотелось сказать: «Куда же вы. б*я. с голой пяткой на шашку!». Знали, что стрелять не будем, вот и не боялись. Честно говоря солдатам стрельнуть иногда очегь хотелось. Хотя бы в воздух. Они ведь не политики.
Когда тебя откровенно поливают говном, причем незаслуженно, сдерживаться и молчать в ответ сложно. Но понимали ответственность, хотя поводы были полноценные.
К моменту пика литовской бучи я уже стал командиром батареи в танковом полку. В моем подчинении было шесть самоходных орудий 2С1, с комплексом машин управления и замечательными подчиненными. К сожалению к тому времени новых солдат нам не давали. И заменить тех кто уходил на дембель было некому. Офицеры сами ездили за рулем грузовых машин, командиры полков сами управляли Уазиками.
И это было привычным, а солдаты становились на вес золота. С трудом наскребали солдат на караул.
Вот листовка с моего архива, нам их постоянно перебрасывали через забор. Одну оставил на память.
Помнится пришла однажды демонстрация к воротам части. Они там постоянно ошивались, причем что смешно, лозунги и скандирования постоянно были на английском языке, словно английская армия стоит. Самый популярный — «Ред ами гоу хоум». Солдаты даже просили перевести, что там они орут ))) зато западные журналисты были довольны.
Скорее всего все это делалось в расчете на неадекватное применение силы. Пикетчики с плакатами постоянно нахально лезли на территорию части, кидали взрывпакеты, петарды разные, а трогать их категорически запрещалось, даже кулаком.
В тот день митингующие долго выступали, орали лозунги, кривлялись. Нациков среди них хватало. За воротами в это время наш гарнизонный караул стоял, ждал погрузки в машину. Машина опаздывала. Начкар ушел в штаб выяснять на счет транспорта.
Оружие лежало на асфальте, бойцы индифферентно курили. Митингующие поняли, что лозунги не помогают и стали бросаться пустыми бутылками. Сначала бойцы на бутылки и обидные выкрики не реагировали. Но подошел наш нетрезвый зампотех и смог рассмотреть, что в толпе митингующих бьют кого-то из офицеров.
я из Литвы, а Вы из какого города? 👌)))
Он решительно открыл ворота и смело бросился в гущу националистов спасать несуществующего сослуживца. Там он попал в благоприятную среду — его сразу начали избивать, уставшие от кричалок свободолюбивые пикетчики.
Наряд по КПП даже ртов не успел раскрыть, как солдаты с караула и прочие зеваки устремились за ним (спасать командира). Завязалась грандиозная драка. Не смотря на то, что первоначально митингующих было на порядок больше, они как-то быстро рассосались по окрестным дворам. Те, что не успели пострадали за свободу.
Каждый дрался своим излюбленным методом — пикетчики плакатами, солдаты ремнями. И ведь у солдат было боевое оружие в прямом смысле под ногами, но никто его не попытался примерить.
Наряд по КПП оперативно вызвал усиление. Вовремя. К националистам на подмогу подбежала местная шпана с кольями и бейсбольными битами. Наше дежурное подразделение прибыло в бронежилетах, со щитами и резиновыми дубинками. Оторвались они на славу, увы, но попало даже мирным прохожим.
Кончилось тем, что по району проехал БТР, для острастки стреляя в воздух из пулемета.
После того побоища, митингов возле КПП части что-то не припомню. Самое интересное, что «бойню» показало телевидение не только по всему миру, но даже у нас в СССР)))
А потом ждали разбора полетов. И был приказ № 170 главнокомандующего Сухопутными войсками СССР генерала армии Варенникова: «О смелых и решительных действиях личного состава войсковой части 22238 Прибалтийского военного округа по защите чести и достоинства военнослужащих».
О как! А наши офицеры, ожидая приказ уже готовились к увольнению. спасибо Родине, все правильно оценила!
Но в целом, отделялись литовцы как-то неправильно. По сути, их просто отпустили с миром. Подавляющее большинство литовцев «оккупантов» боялось, как огня. И это при многочисленных отрядах «самообороны края» и прочих, вооруженных уже в то время вполне не плохо. Винтовки, карабины, автоматы, пистолеты отобранные в МВД.
Но применять все это они боялись.
Малочисленный местный ОМОН (он не подчинился новому литовскому правительству) около месяца делал в Вильнюсе всё, что хотел. К возможному бою, они конечно, готовились. Процесс подготовки хорошо осветил в своем телевизионном «эссе» Невзоров. Так. по настоящему, по западному так осветил: стрельба трассирующими очередями за окном, нервно вскрывающиеся цинки с патронами, беготня серьёзных больших и небритых мужиков в бронежилетах. снайпера на крышах соседних домов. грозовые тучи над Вильнюсом. талантливый журналист. И сейчас учиться у него многим можно.
Тут сначала видео о рижском ОМОН, а потом уже о вильнюсском и о военнослужащих 107 мсд.
Когда мы увидели «эссе» по ящику, были в легком шоке. Даже те что были в нашем городке. Всерьёз захотелось поехать помочь нашим.
Хотя все прекрасно знали, что литовская армия – «волки» и местная полиция, (сразу же переодетая в новую зеленую форму) военных, стрельбы и конфронтаций боялись не по деЦЦки и в это сложное время волчарили где-то подальше, лишь бы с кем вооруженным не встретиться. В результате «восставший» ОМОН поручили разоружить военнослужащим. То есть нам – оккупантам! ОМОН очень расстроился, и мы не обрадовались. Но с разоружением справились.
Помню их привезли в одну из наших казарм. Бордель они там устроили знатный. Бутылки катались по полу, гражданская одежда на кроватях. тумбочку откроешь, а там пистолет. Чей мол, а в ответ ничей. Нравится, забирай ))) там я приобрел у одного прапорщика красивый нож с выкидным лезвием (даже выкидная гарда была), который у меня через пару недель сперли из моей тумбочки в общежитии.
Потом у нас гостил ОМОН с Риги, потом приехала команда Альфа КГБ СССР. С ними я жил в одном общежитии и каждый день питался в одной столовой. И удивительное дело, даже не догадался ни разу с ними сфотографироваться. У меня вообще нет ни одного фото того времени. Удивительное головотяпство с моей стороны.
Дошло до того, что в подъездах наших жилых домов (они были за территорией части в городе) мы поставили пулеметные расчеты (словно консьержей). И там постоянно дежурили солдаты и офицеры ожидая нападения, а на улице между домами стоял БТР обложенный мешками с песком.
Не любил я туда ходить. Идти надо было по улице, машину не выделяли. Один раз помню иду, ночь на дворе. Посты в подъездах проверить надо было, а то ведь заснут. А сзади подъехала легковуха с затемненными стеклами и едет за мной потихоньку, светя в спину фарами. Не обгоняет и не останавливается, нервирует.
Между лопаток так и щекотало. выстелили бы и каюк. и хрен найдут кто. Но пронесло. обернулся к ним, они по газам и уехали.
Анекдотичным и бестолковым получился и штурм Телебашни. Лансбергис (лидер самостийной Литвы) забаррикадировался в здании парламента, а что бы его, не дай бог не арестовали, окружил себя живым кольцом из сотен людей. То, что возможен штурм, а значит и жертвы среди своего народа Лансбергис не особо волновался и непрерывно истерично призывал народ прийти на площадь и завоевать свою свободу и счастья для наших (т.е. их) детей.
Литву вообще объявили в СОСТОЯНИИ ВОЙНЫ С СССР. Так было заявлено по телевизору, что СССР напало на Литву! Это в то время было самой удачной шуткой в казармах. Но шли еще и постоянные призывы взяться за оружие и убивать всех военных, где бы их не увидели.
Конечно, стояла бы задача, мы освободили бы Лансбергиса «от народа». Но приказа войти в парламент и его арестовать, почему-то не было. Вокруг парламента народа было много и баррикады были высокие, но мы бы справились.
Решено было занять городскую телебашню и не давать с нее вещать. Наверное надеялись, что когда поток лжи и выдумок националистов прекратится, все само собой рассосется.
В наш «Северный городок» (в 107 мотострелковую дивизию) тогда понаехало много генералов с округа и с Москвы в том числе. Командовал дивизией тогда генерал Усхопчик, позитивный вменяемый генерал. Он тогда был и начальником вильнюсского гарнизона. Позже он проходил службу в Беларуси — и стал заместителем министра обороны, но это я отвлекся.
Обилие генералов в штабе дивизии только запутывало и без того сложную ситуацию. Все надо было уточнять, согласовывать и т.п. В результате получилось то что получилось. По плану, нужно было сначала занять телебашню, а затем еще и здание где находился Лансбергис.
По замыслу командования, сначала к ней должны были подъехать танкисты с нашего полка и отвлечь на себя основную массу замерзающего и разогретого водкой народа (спиртное «спонсоры» раздавали бесплатно). А «Альфа» потихоньку зашла бы с тыла на неприметной машинке.
План захвата телерадиоцентра.
Зачем наши туда послали танки не знаю. Наверное хотели немного попугать. Маршрут выбрали самый короткий. На пути к телебашне танкистам пытались помешать. Литовцы забаррикадировали улицы грузовиками с песком и своими личными автомобилями.
В головном механиком сидел командир взвода, коренной литовец – Алекс (позже его наградили). Экипажи вообще были офицерскими. Потом он рассказывал, что командир полка доложил о легковых машинах и о том, что проехать нет никакой возможности. Комдив оперативно ответил. Смысл «речи» сводился к следующему: «Ты танкист или х.. с бугра. Тебе, что легковухи ехать мешают?
Но смотри там, осторожно что бы никто не задавили!». Командир полка все понял и танк сигналя, «осторожно» поехал по легковым машинам. Вокруг все скрипело и лопалось, а танк только слегка покачивался.
За головным тронулась вся колонна.
Поняв, что военные не шутят, литовцы принялись спешно освобождать дорогу. Машины разъезжались, но танкисты ехали медленно, но не останавливаясь, мол: «кто не спрятался, я не виноват».
У телебашни танки заняли свои точки и остановились. Народ сразу обступил машины. Особо отмороженные стали залезать на броню, бросали бутылки с бензином. Но танкисты и солдаты все оперативно тушили. Усугубляла все темнота.
Знаменитый кадр где солдат отгоняет мужика прикладом от танка снят после того как мужик решил бросить в танк бутылку заткнутую тряпкой.
Был приказ — стрелять из танков, подняв ствол максимально вверх и холостыми и только по команде. Боевые снаряды вообще из танков выгрузили. Говорят (в нарушение приказа) было несколько (на всякий случай) только в танке командира полка и то полулегально.
Некоторые, особо преданные делу самостийности литовцы принялись совать под гусеницы свои части тела, корчиться от боли и фотографироваться. Журналисты сновали вокруг со счастливыми лицами и фотографировали очередями.
Кадры с ногами под гусеницей танка были постановочными. Сейчас известно чьи это были ноги и как все это снималось. Ноги женщины танк отдавить так и не смог и она на них скачет до сих пор, но кого это теперь волнует?
Наши танкисты матерились, вращали башнями и предупреждали, что может поступить команда стрелять. Когда команда поступила, некоторые танки выстрелили. Многие демонстранты удивились насколько это громко и отлетели от брони, как горох от стенки. Наверное, было даже больно. Некоторые затем жаловались в правозащитные организации, что повредили свое здоровье.
Некоторые даже в суд на военных подали на частичную потерю слуха. И выиграли. наверное.
Стрельба (как я понимаю) была нужна, что бы привлечь внимание толпы. Все сразу побежали к танкам, смотреть на войну.
Пока танкисты устраивали шоу «Парад оккупантов», десантники псковской дивизии, с командой «Альфа» на борту, подошли на своих БМД к Телебашне с другой стороны и без особых проблем вошли в нее. Без стрельбы там не обошлось. Погиб молодой лейтенант из команды «Альфа». Насколько я знаю, его убили выстрелом в спину из пистолета.
Пуля как-то умудрилась проскочить в стыке между листами тяжелого бронежилета. Не повезло. но там история темная. Альфовцы были упакованы словно космонавты. Все в броне, включая шлемы с толстым пуленепробиваемым стеклом на маске. Короткие автоматы, вид убойный.
Сопротивления им по сути не оказали, хотя защитники были вооружены.
Были и случаи стрельбы непонятных снайперов с крыш домов. Причем убивали они не солдат, а литовцев. Стреляли из оружия уже давно снятом с вооружения СА СССР (винтовки Мосина). Похоже, что стреляли просто в толпу на «удачу». Потому что кого-то ранили, кого-то убили.
Мне рассказывали, что один из наших солдат увидел на крыше гражданского с винтовкой. Доложили командиру взвода, тот особисту. Особист взял автомат, встал на колено и демонстративно направил ствол на крышу. «Снайпер» это увидел и моментом стерся.
А ночью выпал снег. который словно разделил историю Литвы «До» и «ПОСЛЕ».
Не так давно суд Вильнюса оправдал литовского политика Альгирдаса Палецкиса, обвинявшегося в страшном — в отрицании советской агрессии против Литвы. А ведь он кавалер ордена «За заслуги перед Литвой» и французского ордена «Почетного легиона».
А.Палецкис обвинялся в том, что в 2010 году в эфире одной из радиостанций заявил, что в тот день никакого «расстрела мирных жителей советскими солдатами» не было, а, «как сейчас выясняется, свои стреляли в своих».
Затем на процессе он представил настолько убедительные свидетельства своей правоты, что суду лишь оставалось вынести вердикт «Обвинения не подтвердились». Да и сложно было советским солдатам убивать холостыми патронами, других в тот день не давали.
По итогам, среди военных и гражданских активистов-коммунистов телесные повреждения различной степени тяжести получили 78 военнослужащих, в том числе два офицера были ранены ножами, один дружинник — пулей.
Тяжелое ранение от брошенного в него взрывного устройства получил капитан Гаврилов, а лейтенант КГБ Виктор Шатских (слева на фото) был убит возле здания телерадиокомитета выстрелом в спину.
Среди гражданских погибло около 14 человек, так было заявлено. Но все знали, что в тогда трупы всех погибших в Вильнюсе и окрестностях людей свозили в один морг намерено, что бы потом западные СМИ могли показать их всему миру. Некоторые были действительно убиты пулями, но не автоматными. расследования, конечно проводилось «на запиши» и то что солдаты вообще не имели боевых патронов никто не вспоминал.
Соответственно западные СМИ подняли слаженный крик о «зверствах советской военщины», а М.Горбачев не решился вводить в Литве прямое президентское правление. И отдал распоряжение закрыться в «Северном городке» и никуда не высовываться, ждать пока народные волнения сами рассосутся. не рассосались.
Помнится на 9 мая начальство решило провести парад на улице рядом. Нас собрали в коробки и вывели на площадь. Даже техника вышла. Всё прошло здорово. Но было немного непривычно. Особенно когда с окон домов нас стали забрасывать цветами, не вынимая их из горшочков (шутка). На самом деле все прошло нормально, не смотря на пропаганду по местному радио и куче листовок.
Люди радовались, особенно пенсионеры, кричали слова поддержки, все как в добрые советские времена. Казалось что все эти события с отделением — страшный сон.
Прошли годы. в апреле 2000 года бывший министр охраны края Буткявичюс в интервью газете «Обзор» на вопрос журналиста Альгирдаса Плукиса о том, случайны ли были те январские жертвы или они планировались литовской стороной, кратко ответил: «Да!» То есть планировались.
Журналист продолжал: «То есть вы сознательно шли на эти жертвы? Вы их просто спровоцировали?» И Буткявичюс снова ответил: «Да». «И вы не чувствуете угрызений совести, ну. за то, что вы людей в общем–то подставили?» — спросил ошеломленный журналист. «Я просто играл, ясно сознавая, что произойдет.
Но хочу сказать, что по сравнению с тем, что происходило в других местах Союза, это были очень маленькие жертвы. Я могу сказать и другое: эти жертвы нанесли такой мощный удар двум столпам советской власти — армии и КГБ, что произошла их компрометация. Я не могу оправдать себя перед родными погибших. Я прямо скажу: да, я планировал это.
Я работал долгое время с профессором Джоном Шарпом, который занимался, что называется, гражданской обороной. Или психологической войной».
По поводу погибших гражданских. Один из создателей «Саюдиса», литовский писатель В. Петкявичюс как-то обмолвился журналистам: «Буткявичюс из Ладзияй привез 18 пограничников из «армии по охране края» и, переодел их в гражданскую одежду, разместив на крышах и на телебашне. Оттуда они и стреляли».
Любительское видео того времени:
Показательны и свидетельства Ромуалдаса Озоласа, тогдашнего заместителя премьер–министра Литвы, которые приведены в его книге дневников «Аушрос раудоняй». Там он пишет: «Было известно и о планируемых ночных событиях. И люди были призваны намеренно. Организаторы прекрасно знали, что на американцев действует лишь один аргумент — гибель невоюющих. Вот и были брошены под танки безоружные люди».
Мне интересно, почему тогда США и Европе не ввели санкции против Литвы за нарушение территориальной целостности СССР? Хотя, не помогло бы. Тогда все советские люди жаждали перемен, подчас даже не осознавая этого. понимали что так жить нельзя, что система прогнила и просто перестроить и залатать ее уже не получится, надо ее полностью менять. ))))
Фотографии не мои (С) интернет.
или ещё:
«Начальством от 107 мотострелковой дивизии был полковник Аслан Алиевич Масхадов (будущий президент Чечни). Он когда-то командовал артполком и поэтому всегда относился к ним с повышенной требовательностью. В 1990 году этот полк под его руководством был признан лучшим в Прибалтийском военном округе по боевой и политической подготовке». — у pantv в Как я был оккупантом.
Источник: maksim-kot.livejournal.com
filaretuos
В свое время советская пропаганда много потрудилась над образом «лесных братьев» — участников антисоветского Сопротивления, возникшего в Литве, Латвии и Эстонии в 1940 году. Пакт Молотова — Риббентропа выстроил линию судьбы Витаутаса ЖИТКУСА, ныне каунасского пенсионера, в такую последовательность: «крестьянин — боец Сопротивления — узник ГУЛАГа — вечный ссыльный — «транзитный житель» на своей Родине. Интервью с ним — совершенно иной взгляд на события тех лет в Прибалтике. Причем, на что хотел бы обратить внимание: точка зрения этого немолодого человека, всей жизнью доказавшего верность идеалам своей молодости, опирается на очень прочную систему морально-этических ценностей. Хотя он и не скрывает, что на войне действовал, как на войне.
— Помните ли вы день советского вторжения в Литву в 1940 году? Было ли в обществе ощущение тревоги? Вообще, люди представляли себе, кто это придет?
— Мы не ощущали большой тревоги, потому что еще не знали, какие они будут — cоветские законы. Хотели жить лучше, чем жили. А потом, когда увидели, что они начали творить — арестовывать интеллигенцию, офицеров, крестьян, служащих, учителей, — мы поняли, что это не та власть, которая защищает интересы трудящихся. Поэтому когда советские войска возвращались в 1944 году, мы однозначно воспринимали их как оккупантов.
— А немцев?
— Тоже как оккупантов, но освободителей от красного ига. Мы немцам симпатизировали больше, т. к. они к нам пришли, уже ведя войну, но таких жестокостей, как советские, не творили.
— Как бы вы охарактеризовали установленный немцами порядок?
— Это была власть, которая уважала свои законы. Как тяжело им ни приходилось на Восточном фронте, они никогда не забирали у крестьян больше заранее установленного налога. Сдашь, что положено, — остальное твое. Советские забирали все до последнего.
Наша семья прожила на своем хуторе три года, и мы не чувствовали, что они воюют. Они устанавливали свои законы, и тех, кто подчинялся этим законам, они не трогали. Да, в случае сопротивления были безжалостны — расстреливали, жгли деревни.
— К 1944 году, когда возвратились советские войска, вам было уже двадцать лет. Чем вы занимались во время немецкой оккупации?
— Родители имели хутор, и мы вшестером — отец, мать, брат, две сестры и я занимались сельским хозяйством.
— А хозяйство у отца было большое?
— У нас было 16,5 га земли, три лошади, четыре коровы, овцы, свиньи.
— Простите, а почему в сороковом году все это у вас не забрали Советы?
— Не успели, немцы застали их врасплох. Хотя часть зажиточных крестьян сослали в Сибирь.
— Ну хорошо, где-то шла война, а ваша семья спокойно себе работала на собственной ферме. Как вы представляли свою судьбу после того, как немцы уйдут?
— Мы знали, чего можно ожидать. За год, пока у нас была советская власть, мы поняли, что это такое.
— Когда в 44-м году в Литву второй раз вошли советские войска, как это выглядело?
— Немцы, уходя, у крестьян продуктов не отбирали. Редко у кого брали лошадей. В нашем Бирштонском уезде при их отходе мало кто пострадал. Русские, как пришли, первым делом начали нагло отнимать у людей одежду, лошадей, скот. Мы закопали продукты — все раскопали и реквизировали. Из трех наших лошадей забрали две.
О местном населении говорили, что мы немецкие пособники. Тогда все увидели и поняли, что жить будет плохо. Сопротивление начало расти прямо на глазах — люди вооружались и уходили в лес.
— А как лично вы попали в «лесные братья»?
— Еще в 1940 году в подполье была организована Литовская освободительная армия. При немцах она тоже была на нелегальном положении.
— Это, кстати, было единственное национальное военное формирование?
— Нет. Генералу литовской довоенной армии Плехавичюсу немцы разрешили сформировать тринадцатитысячную армию для самообороны. Когда он набрал около двадцати тысяч, немцы решили послать ее на Восточный фронт. Плехавичюс отказался. Его арестовали, штабы разогнали, начали расформирование частей.
Многие погибли, многие с оружием и обмундированием (а Плехавичюс одел солдат и офицеров в форму довоенной литовской армии) ушли в лес. Вскоре пришли русские, которые начали сразу же арестовывать бойцов этой армии — они знали, что армия Плехавичюса создавалась, в частности, для борьбы с красными партизанами на территории Литвы.
— Ну а с кем из друзей или соседей лично вы ушли в лес?
— В подпольную Литовскую освободительную армию я вступил еще при немцах. Из нашей деревни в нее пошло 10 человек. В живых остался я один. Погибли Антанас, Пранас, Йозас, Стасис, Бернасис. Непосредственным командиром у меня был Адомас Будран. Когда немцы начали отступать, он дал приказ покупать или выменивать у них на продукты оружие.
Кстати, таким же образом мы вооружались и с «помощью» советских солдат, когда через Литву прокатился фронт. Сразу же русские начали забирать парней моего возраста в армию, чтобы, как они говорили, «добивать немецкого фашиста». Но для нас и те, и другие были оккупантами, воевавшими между собой.
В конце концов советская контрразведка пронюхала, что в нашей деревне Матешюнис есть подпольная организация. И в июле 1944-го мы ушли в лес. Вели агитацию, чтобы литовцы не шли в Красную Армию. Начали ликвидировать советских активистов, которые отлавливали молодежь в армию. В сентябре имели уже первые стычки с советскими войсками.
— Вы, простые сельские парни, ушли в лес. Вы что, всерьез верили, что сумеете победить эту огромную советскую тоталитарную машину?
— Мы не верили, что советский тоталитаризм закрепится в Восточной и Западной Европе. И надеялись, что, когда война кончится, все станет на свои места — государства окажутся в пределах довоенных границ. По радио, по подпольным каналам из-за рубежа мы получали информацию, что мировое сообщество нас в этом поддержит.
— С кем и какими методами вы воевали? В советской пропаганде «лесные братья» изображались как озлобленные бандиты. Какие операции вы проводили? Какие операции проводились против вас?
— МГБ сумело организовать из местных жителей отряды «ястребков». Но сами против нас воевать они боялись. Кстати, нас, партизан, было больше, чем этих «ястребков». Они всегда действовали при поддержке войск МГБ. До мая 1945-го, пока шла война, мы удерживали инициативу. Потом против нас бросили фронтовые части.
Через разведку мы узнавали, где есть базы с необходимым нам продовольствием и вооружением и нападали. За нами гонялись, пытались окружить. Короче говоря, партизанская война. Добывать питание было особенно легко, когда из Германии и Европы гнали скот, — мы его отбивали.
— В свое время был очень популярен фильм «Никто не хотел умирать» о событиях тех лет в Прибалтике. Название оттого, что никто не хотел быть председателем колхоза — все боялись, что убьют. «Лесные братья» председателей убивали?
— Мы очень внимательно смотрели, что за человек председатель. Были такие, которые работали просто как хозяйственники. Встречались и такие, которые имели связи с нами. Мы пытались диктовать им свою политику. Основное требование — не обижать крестьян.
Но были и такие, которые активно проводили советскую политику, называли нас бандитами и делали все возможное, чтобы нас уничтожить.
— А если председатель не выступал ни за тех, ни за этих. Какое к нему было отношение?
— Такие встречались, но продержаться долго меж двух огней они не могли. О председателях мы собирали данные: население не жалуется на них? Если видели, что хороший хозяин, людей в Сибирь не высылает — мы таким ничего плохого не делали. Тех же, кто рьяно помогал советским оккупантам проводить насильственную коллективизацию, активно раскулачивал крестьян, — тех мы уничтожали. Ведь тогда одной подписи такого председателя колхоза было достаточно, чтобы выслать всю семью.
— Как к «лесным братьям» относилось местное население?
— Сначала очень хорошо. Все ждали окончания войны и надеялись, что Литва опять станет независимой. Были такие, что имели 2 — 3 гектара земли, а ушли в лес. Русские все удивлялись: мол, вы же батраки. Но батраки в довоенной Литве жили лучше, чем колхозники в советской.
Например, наша семья, если сама не управлялась во время уборки урожая, нанимала одного человека. Он своего хозяйства не имел и не собирался заводить. Поскольку за лето зарабатывал столько, что ему хватало , чтобы прокормить семью круглый год.
— Короче говоря, советская власть была у вас непопулярна?
— Советский строй с его жестокостью не нравился ни бедным, ни богатым литовцам. А когда люди узнали, что на Потсдамской конференции была закреплена советская оккупация нашей страны, когда партизанская война затянулась на 1946-й, 1947-й, они растерялись. Наша борьба стала бесперспективной. Неселение устало. А советские оккупанты нажимали, выжигали деревни.
— Действительно выжигали?
— Например, войска МГБ сожгли вместе с жителями деревню Кляпочяй. Аналогичные зверства совершили в Юрбарском и Кайшадорском районах. Окружали хутор, поджигали, а выбегавших жителей расстреливали.
Когда после японской кампании стало ясно, что Советский Союз окончательно победил и Литве свободы не видать, население стало постепенно от нас отворачиваться. Ночью приходят одни, днем другие — люди от всего этого устали. Но молодежь года до 47-го все шла в лес. В боях погибло около 30 тысяч наших партизан — это чисто боевые потери, не считая вывезенных и арестованных. Для Литвы с ее трех с половиной миллионным населением это огромная цифра, свидетельствующая о масштабах движения Сопротивления.
— О председателях колхозов мы говорили. А как «лесные братья» относились к рядовым коммунистам?
— Без симпатии. Сначала предупреждали: будешь и дальше вредить своему народу, пеняй на себя.
— Было ли антисоветское подполье в городах и кто туда входил?
— Вильнюсское, каунасское, алитусское подполье оказывало большую поддержку. Оттуда мы получали медикаменты, пишущие машинки, бумагу для газет и листовок. Входили люди разные: интеллигенция, рабочие, служащие. Наши люди работали и в советских учреждениях. Без них разведка была бы слепая и глухая. Многих из них арестовали, и они погибли, многие дожили до наших дней.
Литва была разделена на 5 апигардов (военно-партизанских районов). Во главе того, где воевал я, стоял человек под псевдонимом Ванагас (Ястреб). Он продержался в лесу 12 лет. Потом попытался легализоваться в городе. Но КГБ в конце концов его расшифровало и замучило на допросах.
— Ну хорошо, фронт прокатился через Литву в 1944-м. А где оружие добывали потом? В 1945-м, 1946-м, 1947-м?
— Отступив, немцы через некоторое время выбросили десант для борьбы в советском тылу. Сформирован он был из литовцев. С одной из таких групп по поручению своей организации контактировал я. Они нам очень помогли оружием на первых порах. Позднее отбивали оружие в боях с войсками МГБ.
— То есть, немцы перебрасывали вам оружие?
— Да, потому что мы вели вооруженную борьбу в тылу советской армии.
— А если бы Красная Армия еще раз отступила и немцы снова бы пришли. Как вы представляли свою дальнейшую судьбу? Как вы считаете, немцы попытались бы вас разоружить?
— Мы бы начали против них воевать. Для нас и русские, и немцы были оккупанты. Мы, Литовская освободительная армия, не признавали ни тех, ни других. Признавали только независимую Литовскую Республику.
— Какой эпизод этого периода вашей жизни вам запомнился больше всего?
— Принятие присяги в мае 1945 года в лесу. Многие наши командиры окончили до войны литовские военные училища. Например, Ванагас. Все у нас имели звания, как в литовской армии. Нас было двести человек, все были в литовской военной форме. Душевный подъем царил необычайный. Присутствовало наше руководство.
Целовали литовский флаг.
— А кому присягали?
— Своей Родине — Литве, клялись бороться за ее свободу и независимось. Воспоминание об этом придавало мне силы долгих десять лет лагерей.
— Как вас арестовывали и когда?
— В декабре 1945 года. Пока я был в лесу, сестру арестовали. Потом арестовали отца. Советские оккупанты издали приказ, пообещав амнистию тем, кто выйдет из леса. Предложили отцу: уговори сына, тогда отпустим тебя и дочь.
Его отпустили меня искать, а ее оставили в тюрьме. Отец долго искал, пока добился до штаба нашего отряда. Он меня убедил, что от моего решения зависит судьба сестры. Но ведь я дал присягу и не мог покинуть отряд. Выслушав отца, мои командиры Вилкас и Таурас сказали: дело наше безнадежное. Иди, может, выручишь отца и сестру.
Их действительно отпустили, и мы все вместе вернулись на наш хутор. А через месяц меня арестовали.
— Допросы, суд, вынесение приговора. Как все это происходило?
— Били, сильно били. Но мне помогли два обстоятельства. Наш отряд действовал не в том районе, где находилась наша деревня. Я там не появлялся. Соседи знали, что я ушел в лес, а чем занимался, никто не знал. И, как уже говорил, я поддерживал связь с десантом.
Поэтому на допросах мог назвать только клички. Имена местных жителей, помогавших нам, не назвал. Так что фактически никого не выдал. Через две недели, неосужденного, меня вывезли в Россию. Приговор огласили уже в лагере в Коми АССР: 10 лет лишения свободы и 5 лет поражения в правах.
А когда срок подошел к концу, объявили о вечной ссылке.
— В лагерях было очень тяжело?
— Пока был жив Сталин — очень. После его смерти политических отделили от уголовников, и нас отправили в особые закрытые лагеря.
— Когда вы вернулись в Литву?
— В 1964-м. При Хрущеве пересмотрели дела политических, и мне разрешили выехать из ссылки куда угодно, кроме Литвы. Но я вернулся и два года жил нелегально у родственников. На своей родине был «транзитным жителем». На хлеб зарабатывал, строя людям дома и дачи.
Я постоянно писал в Москву, последний раз Брежневу. После чего меня вызвали в паспортный стол в 1966 году и сказали, что мне разрешено жить в Литве, но я должен подписать бумагу, что на момент ареста я ничем не владел и материальных претензий не имею. После этого меня прописали и я смог официально устроиться на работу.
— Когда была советская власть и казалось, что райкомы партии будут существовать вечно, у вас не появлялось ощущение, что лично вы свою войну за Родину проиграли?
— Я не верил, что это навечно. Хотя даже свояк Богдан, с которым мы вместе были в Сибири, сомневался, доживем ли мы до того дня, когда восторжествует дело, за которое боролись. Он — в Украине, я — в Литве. Но для меня по всей советской политике было ясно, что то, что коммунисты строят, неизбежно развалится.
Источник: filaretuos.livejournal.com
как я был оккупантом Литвы.
Э то мои мемуары о литовском периоде службы.
в аккурат во время из отсоединения от СССР. Жили мы тогда в офицерском общежити. Этот рассказ не о службе, а о суровых буднях общежития. Нервным, женатым и впечатлительным читать не стоит )))
В общежитии царили свои прибамбасы. Каждый вечер у нас был праздник. Если не день взятия Бастилии, так чей-то день рождения. Все праздники обязательно отмечались. Денег тогда ещё офицеру хватало, а отсутствие жен не мешало их тратить (жен нам рекомендовали отправить к мамам, так как чем все окончится в Литве было не ясно). Можно было ходить из комнаты в комнату и вечно быть пьяным.
Водка лилась рекой и заснуть, не напившись, было нереально.
Когда водка заканчивалась, за ней посылали на «Нямунос» (точка неофициальной продажи спиртного). Иногда, устав от мужского коллектива, приводили «девушек». Они чаще всего быстро упивались и теряли ориентацию во времени и пространстве. Иногда, по этой причине танцевали на столах. Потом их, как правило, «любили».
Нередко по очереди.
Первым «девушку» принёс Витя. На третий день проживания в общаге. Они с другом ходили в бар и уговорили какую-то пьяную девушку заценить офицерский быт. Сначала всё было ничего – девушка передвигалась сама. Но после преодоления КПП, в ходе перемещения к месту постоянной дислокации она отключилась.
Витя и товарищ решили её нести. Что бы срезать путь, понесли через плац. Недалеко от трибуны умаялись и присели отдохнуть. Витя присел прямо на нее. В таком положении его и застал, проходивший мимо замполит нашего дивизиона.
Он проверял караул и направлялся в штаб.
Витя временно протрезвел и сказал, что девушку, на их глазах сбила машина и они несут её в санчасть к доктору. Замполит заглянул в лицо девушки и отшатнулся. К их удивлению, он легко удовлетворился объяснениями и просил сообщить результаты обследования…
В общежитии девушка ненадолго пришла в себя, описалась и опять погрузилась в глубокую кому. Из комнаты «боевое трио» сразу же выгнали. Боевые товарищи временно приуныли, но проделав столь долгий путь отступать не захотели. Они помыли «девушку» в душевой и всё равно использовали по назначению. К сожелению, презерватив один на двих.
Утром, после «углубленного» обследования «на глаз», протрезвевший Витя бегал по общаге, страшно матерился и орал: «Ясное дело замполит легко поверил! Такая старишила! Да ещё и … Ну ладно мы пьяные были, а вы то! Суки! Не могли нас остановить!»
Периодически он останавливался, бережно доставал свой «агрегат» и с мученическим выражением лица осматривал его на предмет повреждений – в трезвом состоянии Витя смертельно боялся венерических заболеваний.
Однажды в общежитие привели несколько «нормальных» девушек и одну «ненормальную». После праздника и танцев, девушки, как всегда, равномерно распределились по помещениям. «Ненормальная» девушка, во время интимной близости с понравившимся кавалером, всё время переживала, что в комнате ещё кто-то есть. Андрей (со второй батареи) успокаивал её и утверждал, что они одни, упорно не замечая тихо сидевших повсюду сослуживцев. В моменты, когда девушка пыталась привстать и оглядеться, они с характерным кроватным скрипом заваливались на солдатские койки. Как только «любовь» возобновлялась, с тем же скрипом занимали первоначальные позиции.
Когда Андрей поблагодарил за вечер, и его сменил… другой товарищ… девушка всё поняла. Она села, спрятала лицо в ладошках и стала плакать. Она плакала тихо навзрыд и так горько и искренне, что ей удалось превратить пьяное быдло в людей. «Люди» включили свет, выключили музыку и стали её успокаивать. Успокаивали долго. Извинялись, пытались развесились.
Вскоре к успокаивающим присоединились «подружки» из соседних комнат.
В общем, праздник не удался. К утру, мужики осознали ошибку и, проклиная выбор «любовного объекта», отвезли «его» домой. На такси. Андрей, как самый удачливый, был озадачен коллективом подарить цветы.
Вскоре, устав ходить за девушками в местный кабак, народ уплотнился и освободил одну комнату. В результате, некоторое время (пока не вычислило начальство), в ней жили три девушки. Поселили их, как чьих-то приехавших жён. Они готовили еду, накрывали стол, вечером праздновали со всеми, а ночью скрашивали суровый офицерский быт. Некоторые ребята находили их весьма соблазнительными… в интимном плане, хотя меня лично перспектива оказаться в числе «прочих обладателей» всегда коробила.
Оказалось, что в этом плане я очень брезглив. Не могу сказать, что подобных мне не было вовсе. Вскоре, как-то незаметно, все «брезгливые» и «желающие спать по ночам» переместились в дальнюю комнату… и жизнь у нас стала потихоньку налаживаться.
Когда Литва добилась самостийности, самым реальным ночным развлечением, было отправиться кормить голодающих. После празднования, народ одевался в полевую форму, битком набивался в «таблетку» (машина военной скорой помощи, на базе УАЗа) и отправлялся к башне «Гадеминоса». У её подножия постоянно голодали голодающие, требовавшие немедленного вывода советских войск из Литвы.
К моменту нашего прибытия на место голодания, многие голодающие, как правило, успевали уйти домой, дабы поужинать и выспаться. Но не все – на месте голодовки оставалось около пяти-десяти человек. Их мы и кормили.
Процедура носила профилактический характер. Сначала всех строили. Каждому, из пакета, вручался кусок хлеба или другой недоеденный во время праздника провиант. Пока голодающие подкреплялись, мы читали плакаты и уточняли, кто их писал. Автор, обычно, не находился.
Более того, подкрепившись, голодающие начинали по иному смотреть на плакаты. Многие находили их совсем не актуальными. Даже порывались сорвать и уничтожить. Мы не видели препятствий…
После подобного променажа, мы, как люди военные, чувствовали свой личный вклад, в благо литовского народа и, помочившись на палатку, уезжали обратно в общежитие.
Как-то летом, поздно вечером, в общагу пришел вдрибадан пьяный Костя-зенитчик и сообщил, что у него в кабаке забрали пистолет. Оружие мы всегда носили с собой – передвижение без оружия в городе начальство не приветствовало.
Выяснилось, что Коля пошел в кабак, там с кем-то зацепился и нарвался на неприятности. Кроме того, что ему разбили морду, у него забрали деньги и ПМ. Народ сразу обрадовался, что есть возможность помочь товарищу и, оперативно прервав чей-то праздник, отправился на место происшествия.
Там устроили погром. До стрельбы не дошло – разобрались кулаками. Обидчиков Коля вспомнить не смог. Он вообще с трудом видел и разговаривал. В результате, всех посетителей по очереди обыскивали и выпускали на волю.
Вскоре приехала полиция, но вмешиваться не стала (у них были строгие инструкции не поддаваться на провокации военных).
Наконец ПМ нашли. Обладателя, а значит и Колиного обидчика, хорошо попинали и отправились домой. Коля, чуть не описался от восторга и сразу же безмятежно уснул.
Утром он очнулся в отличном настроении, но ближе к обеду опять ходил мрачнее тучи. На вопрос: «Чем он недоволен?», Коля ответил: «Номер у пистолета не мой…». Пришлось ему решать вопрос с начальником службы РАВ и переписывать номер.
Однажды вечером мы что-то отмечали. ну и. как обычно. кончилась водка. мы пошли за бутылкой «на точку». Пошли вдвоём – по одному выходить через КПП строго запрещали. Вскоре нас догнал Юра. Он ходил тяжело, но испытывал горячее желание проветриться за компанию.
Половину пути Юра держался достойно, но потом его стало шкивать. Причем значительно. Устав перемещать его в пространстве, мы решили завести Юру в подъезд и спрятать до нашего возвращения. Мы посадили его на лестнице, дали закурить и попросили нас подождать. Юра легко согласился и сразу закемарил.
На обратном пути мы зашли за Юрой, но его в подъезде не оказалось. Место мы помнили четко. Сигарета на полу и смятая задницей газетка на ступеньке, выдавала его недавнее присутствие, но самого Юры не было. Мы проверили подъезд до самого верха, обкричали соседние подъезды дома – Юры и след простыл. Совсем не обеспокоившись, мы решили, что он прочухался и пошел обратно в общежитие.
Но там он тоже не объявлялся. В результате, оставалось только одно – усугублять дальше и ждать его прибытия. Всё бы ничего, но утром должен был состояться строевой смотр. Юрино присутствие, естественно, было обязательно…
Юра появился перед самым построением, когда напряжение достигло апогея. У всех отлегло. Дождавшись окончания плацевых мероприятий, мы потребовали объяснений.
Всего… Юра не помнил. Привожу его рассказ в сжатом виде: «Ну я… … далее лёгкий мат, плавно переходящий в трехэтажный. Ну чё! Где был, где был! Где вы сами то были? (см. про мат ранее).
Ну я, короче, проснулся на лестнице… из-за пальцев… в руке сигарета, эта… потухшая… из-за пальцев… (далее вставки мата, как мягкие, так и не очень, заменяю многоточием). Пальцы, короче…обжёг… три… Сам, ну ни хрена ничего не помню. Один…. В подъезде…. Решил… что все рядом, а я вышел покурить и уснул… Стал искать откуда.
Смотрю, одна дверь приоткрыта. Я туда. Там никого. Главное, стол накрыт, закуска, флакон пустой… музыка тихо играет… и никого. Куда вы все делись…хрен его знает… Ну я сел на диван и тут заметил мужика.
Решил прилечь не на долго и вырубился.
Утром оклемался, пошел по маленькому. Сам я… опять… ну ни хрена не помню. Выхожу… мужик какой-то спрашивает: «Ты завтракать будешь?». Буду, говорю. Смотрю на мужика… хочу вспомнить кто он… стыдно, что не помню… ну и не спрашиваю.
Мужик вижу, тоже мается… Ну позавтракали… кефир выпил, яичницу съел. Я то ладно, а вы то какого… меня в хате оставили… а сами свалили куда-то?».
Источник: rus-vopros.livejournal.com
Как я был оккупантом.
Ностальгировали намедни с камрадом jecat о славном городе Риге — я там учился когда-то, он — заезжал регулярно, «по-соседски», как и положено, петербуржцу, вернее, тогда еще — лениградцу.
После окончания училища в 1987 году я уехал служить на Дальний Восток (об этом я писал чуть раньше ) и не застал всех этих националистических безумств, которые стали происходить там несколько лет спустя.
Сейчас, конечно, когда мы видим происходящие в других, в том числе, соседних странах, аналогичные события — все по одному сценарию! — мы понимаем, что все это организовывается целенаправленно извне. Но тогда — тогда это был настоящий шок.
За 5 лет моей учебы в Рижском высшем военнном авиационном инженерном училище имени Якова Алксниса (между прочим!) я ни разу — подчеркиваю — ни разу! — не столкнулся ни с одним проявлением национализма со стороны латышей. Так откуда же взялось все это: «захватчики», «оккупация»? Ответ все тот же — извне. Людьми, на самом деле, очень легко манипулировать. И национальный вопрос — один из любимых инструментов.
Ну и пошло-поехало: захватчики, оккупация. Смешно было это слышать, зная, как при СССР Латвия превратилась из слабенькой аграрной страны в союзную республику с развитой промышленностью, в самой Риге сколько было знаменитых крупных предприятий — ВЭФ, РАФ, РВЗ — все это развалено сейчас, разграблено в 90-е. Да и сельское хозяйство — вместо разрозненных хуторов в советские времена появились колхозы-миллионеры с коттеджами и асфальтовой дорогой, ведущей до самого поля. Мы, будучи курсантами, очень любили, когда нас вывозили поработать на этих полях в качестве модной тогда «шефской помощи», причина простая — там восхитительно кормили! В каждой деревне была прекрасная столовая с огромнейшим выбором блюд, в том числе и десертов.
Я мог бы долго описывать свои впечатления, но, объективности ради, можно сказать: постой, все это — это твои субъективные ощущения, ведь ты и был тем самым оккупантом. Ну да, куда уж «оккупантестей» — курсант военного училища! ))
Поэтому я прибегну к другому источнику. Самое поразительное, что я лишь недавно осознал, что лучшего свидетельства, чем то, про что я вам сейчас расскажу — трудно представить.
Я недавно посмотрел ленту Станислава Говорухина «Конец прекрасной эпохи» — по произведениям Сергея Довлатова (сборник рассказов «Компромисс»).
Вкратце — молодой журналист приезжает работать в Таллин корреспондентом газеты «Советская Эстония». Пересказывать подробности содержания, думаю, нет нужды — все и так, если не смотрели фильм, то читали Сергея Донатовича. Хотя, когда я сам читал его рассказы — мне эта простая мысль почему-то не приходила в голову.
А тут — как-то вот так наглядно увиделось: Довлатов описывает специфику работы журналиста в те времена, политизация, доходящая до абсурда, с одной стороны, свободомыслящие, образованные люди — с другой. Но! И вот это — самое важное, что я хочу донести. Ни разу! Ни в одной строке!
Он не упоминает вот эту самую пресловутую «оккупацию». А ведь это — Довлатов, а не какой-нибудь»придворный писака». Чье еще свидетельство может быть более истинно?
И вот тут я окончательно понимаю, насколько все это было искусственно раздуто. Впрочем, повторюсь, события, происходящие сейчас на Украине, показывают — ничего не меняется, приемы в арсенале все те же.
Ну а с Прибалтики «оккупанты» ушли. Что в итоге? Крупная промышленность, практически, отсутствует, процентов 70 взрослого мужского населения ездит на заработки в соседние страны. А на месте моего училища, обладающего когда-то прекрасной учебной и научно-технической базой — развалины, в факультетских корпусах живут бомжи.
Используется только пара зданий — под местную тракторную мастерскую. Эпик фейл.
Источник: staryiy.livejournal.com