С 1710г. Лифляндия и Эстляндия уже не служили театром войны, но во многих местах находились гарнизоны, содержание которых лежало на обязанности местных жителей и сильно обременяло их. Война не только страшно истощила всю страну, но и повлекла за собой сильный нравственный упадок. Население обеднело до крайности и тяжело, почти в отчаянии влачило жалкое существование.
Тяжело было выйти из этих бедствий, но несмотря на все препятствия оно удалось, хотя лишь в несколько десятилетий. И более всего сделало в этом отношении стремление к самоуправлению, существовавшее с давних пор во всех слоях населения, как наследие столь часто осуждаемых «темных» средних веков.
Отрицательные стороны (но где же совсем нет таковых) средних веков, конечно, нежелательно восстановить, но также не следует забывать о их положительных стороных. После падения самостоятельной Ливонии в течение 150 лет население стремилось к такому положению (т.е. самоуправлению) на старых основаниях, несмотря на все упреки и обвинения, которыми противники старались предотвратить его.
В первое время население распадалось на враждебные друг к другу классы городских и сельских жителей и казалось, что между ними нет и не может быть ничего общего. С мелочным упрямством каждый класс защищал лишь свои интересы и видел в другом лишь противника. Много времени понадобилось для того, чтобы обе стороны отказались от неправильных предрассудков и вследствие этого стало возможным сближение и согласие и вместе с тем выяснилось для всего населения, что есть у него достояние одинаково важное для всех, о сохранении и передаче которого потомству должно заботиться.
Нужно было войти в правильные отношения к правительственным учреждениям. Лифляндия управлялась генерал-губернаторами, временно и губернаторами; однажды Лифляндия и Эстляндия были соединены в руках одного правителя. Дерптский округ принадлежал до 1726 г. к Эстляндии. При генерал-губернаторах состояли вице-губернаторы. Члены советов при губернаторах были в то время из местного дворянства. Из административных присутственных мест находились в Риге Генеральная Экономия (которая впоследствии разделилась на казенную палату (Kameralhof) и управление уделов (Domanenhof)) и главная портовая таможня. Постоянно нужно было сноситься с государственными коллегиями; находившимися в то время отчасти в С-Петербурге, отчасти в Москве, очень часто для отмены или изменения последовавших оттуда распоряжений, несогласных с особенностями местной жизни.
Верховный Тайный Совет, существовавший с 1726 г., в 1730 г. уступил место Кабинету. Кроме того существовали Юстиц-, Камер-, Комерцколлегия и другие. Недоразумения случались часто. Поэтому, как дворянские, так и городские общества посылали свои депутации в столицу не только в случаях перемены на престоле, но и содержали при дворе постоянных представителей для защиты своих интересов. В таковые избирались, разумеется, опытные люди, которые должны были изучить дела в подробностях и пребывали в постоянных сношениях с придворными вельможами и начальниками правительственных учреждений.
Представителем города Рига в течение десяти лет с 1725-1735 г. был член совета (городского) Мельхиор фон Каспари. За ним следовали другие.
К земледельческой обработке земли вновь приступили в некоторых местностях только после 1730 г. Не хватало рабочих сил, очень часто при столь тяжелых условиях и предприимчивости для того, чтобы очистить поля, покрывшиеся кустарником, а кое-где и настоящим лесом. Скот был большей частью поголовно истреблен, так что нужно было закупать новый состав. Из шведских редукций кое-какие были отменены, но большая их часть сохранила силу, ибо отмена их нарушила бы законные права новых владельцев. При крайне скудных сообщениях, только очень медленно оживлявшихся, сбыт сельско-хозяйственных продуктов был весьма ограничен и вследствие того количество денег ничтожно.
Не было кредитных учреждений и получить наличные деньги можно было лишь за несообразно высокие проценты. «Господа и крестьяне опустились на низшую ступень упадка, до которой они вообще когда-либо опускались в прибалтийском крае». (Юлиус Экардт). Доходы лифляндского дворянства не превышали суммы в 200 талеров, расходы же достигали суммы в 785 талеров, несмотря на нищенские оклады (ландраты получали 15 талеров годового оклада), так что дворянство имело громадный дефицит.
В некоторых местностях крестьяне остались совершенно без крова и бродили по областям в положении голодающих нищих. Но были и члены дворянства, ходившие по стране испрашивая милостыню.
Помещики довольствовались старыми, часто в самом жалком состоянии находившимися строениями и приступили к перестройкам или новым постройкам только во второй половине столетия. Вся жизнь носила печать крайней бедности. Рано сыновья покидали родительский дом, еще будучи мальчиками многие поступали в русскую или иностранную (это было разрешено) службу.
Дворяне съезжались на ландтаги, но они происходил и не часто, чтобы не отвлекать помещиков от хозяйственных дел, а также во избежание больших сопряженных с пребыванием в городе расходов. Ландтаги происходили в Риге в 1710/11 г., в июне 1721 г., марте 1725 г., сентябре 1727 и 1730 г., феврале 1737 г., июне 1742, 1747, 1750, 1759 г. Последний долгий промежуток оставил в современниках впечатление «времени без ландтага». После того в июне 1765 г. о ландтагах в Эстляндии сведений нет.
Крестьяне попали лишь в это время в состояние недалекое от действительного крепостничества, т.е. рабства. Они были фактически без прав. Но бесчеловечные поступки в обращении господ со своими крестьянами все-таки составляют исключение. И дворянства сами решили без внешнего принуждения ввести облегчения: крестьянам дано было право жаловаться на своего господина. Отношения господ и крестьян вообще были патриархальны; применение домашних наказаний нельзя считать злом в виду страшной распущенности крестьян, явившейся вследствие общего нравственного упадка. При том следует принимать во внимание, в каких формах осуществлялось право господина, а также, отношения, отмена которых последовала повсеместно не внезапно, а постепенно. Мы имеем беспристрастных свидетелей. Поэтому обвинения позднейших, односторонне настроенных, притом не беспристрастных писателей-филантропов, как напр. Гарлиба Меркеля, Петри, должны считаться преувеличенными.
О каком-либо попечении правительства о сельском населении не было и речи. Правительство, напротив, повышало оклады налогов, вследствие чего увеличивались крестьянские повинности и ухудшалось материальное положение крестьянского населения.
Правовое положение крестьян оставалось условным крепостничеством, но и в самое тяжелое время крестьяне могли приобретать имущество в собственность. Отдельные попытки, произвести перемены в этих отношениях, не могли увенчаться успехом. Большинство не могло к ним отнестись с одобрением и доставить им общего для всех значения. Таким образом попытки барона Карла Фридриха Шульца, составившего для своих крестьян в 1764 г. и напечатавшего на латышском языке так наз. Ашераден-Лангхольмское (часто неправильно Ремерсгофское) крестьянское право, и барона Икскюля, составившего нечто подобное на эстонском языке для крестьян своих имений Фикель — остались без последствий.
Особенно тяжела для страны была почтовая повинность (Postierung), т.е. обязанность содержания почтовых дорог, а также почтовых станций и снабжения их лошадьми, тем более, что проезжавшие курьеры и другие с поручениями от правительства ехавшие лица требовали лошадей в большом количестве и нисколько не щадили их. Эта повинность вызывала расходы, для того времени почти недостижимые, и вследствие этого много жалоб.
По случаю прохода войск от населения требовалась доставка людей, лошадей, повозок, которые, разумеется, на некоторое, а иногда на продолжительное время отнимались у местного труда. Так особенно долго, более полвека, вспоминали о больших поставках (Grosse Schiesse) 1758 г., когда в самое тяжелое время года один Венденский округ потерял 183 человека и 1131 лошадь, никогда не возвратившихся, а весь край не менее десяти тысяч людей.
Еще несколько десятков лет по окончании Северной войны сельские церкви оставались без пасторов; случалось также, что один пастор должен был обслуживать пять приходов. Можно себе представить, в какой степени такой пастор имел влияние на отдельных членов прихода. Замещение вакантных должностей шло медленно; в числе кандидатов встречались совсем негодные личности. Лифляндский пастор еще в ХVII столетии проникся справедливым сознанием своего достоинства; теперь же в числе пасторов в Лифляндии встречались не только опустившиеся элементы, но и люди совсем без богословского образования, как например некий Аренс из Дерпта, бывший переплетчик, сумевший занять должность разными неблаговидными путями.
Значительное число богословов прибывало из Германии; они большей частью приглашались в качестве воспитателей, потом, изучив местные языки, получали духовные должности и создавали литературу на латышском и эстонском языках преимущественно религиозного, но и вообще общеполезного содержания. И в этой области самоуправление принесло благие плоды. Генерал-суперинтенданты и начальники духовных округов преследовали недостойных церковнослужителей, наказывали и удаляли от должностей непоправимых пьяниц и мучителей крестьян и тем постепенно подымали достоинство духовного сана.
Постепенно прекращались жалобы на недостаток в образованных пасторах, на невозможность окрестить новорожденных, венчать желающих вступить в брак и хоронить усопших по церковному обряду. Среди пасторов встречались те же направления, которые в то время господствовали в германских богословских факультетах, сначала созданный Шпенером пиетизм, а затем с конца 18-го столетия и в начале 19-го столетия рационализм.
Движение, возникшее в Геррнгуте, проникло и в прибалтийский край и нашло здесь сторонников в сельском населении (но не только в этой среде). Сначала на него не обращали внимания, но приблизительно с 1740 г. старались его остановить и вовсе вытеснить, что, однако, не вполне удалось.
Положение народных школ в деревнях было весьма печально. До Северной войны почти во всяком приходе была приходская школа, но еще в 1736 г. число всех сельских школ в Лифляндии определяется в 108 с 1300 учащихся. Ландтаг 1765 г. много сделал для народных школ, в особенности для подготовки народных учителей, он же постановил, что дети в зимнее время обязательно должны обучаться в школе. По истечении 10 лет уже ощущались результаты этих мер: в Оберпаленском приходе число грамотных взрослых составляло 65%, число грамотных детей обоего пола — 75%.
Большие города (Рига и Ревель) лишь постепенно вступали в правильные отношения к новому правительству. На них возложена была постройка новых укреплений, в Ревеле кроме того и устройство военной гаваги, вместе с тем они должны были содержать городские военные отряды и городскую артиллерию. Вследствие этого часто происходил и столкновения городского управления с представителями правительства и устранение разногласий иногда стоило больших трудов.
В Риге временно назначался председатель магистрата и главный инспектор городских доходов (Илья Исаев). Рига существенно пострадала от бомбардировки и только медленно приступала к исправлению повреждений. Церкви отчасти лежали в развалинах; 10 мая 1721 года сгорела церковь Св. Петра от удара молнии, после чего она была вновь построена. Как в Ревеле, так и в Риге городская казна была пуста; по городскому хозяйству делались только самые необходимые расходы; чрезмерно большие суммы уходили на приемы и отправку депутаций в столицу и тому подобное. Город Рига был еще кредитором шведского правительства, но и последнее считало Ригу своим должником; также частные лица выступали кредиторами, так как во время войны городское управление часто должно было обращаться к таковым для получения ссуд.
Особенно от войны пострадала торговля; старые торговые сношения были прерваны и возобновить их или найти новые стоило больших усилий. Явились конкуренты. Новый Санкт-Петербургский порт привлекал к себе многих купцов, в особенности голландских, пользовавшихся там разными льготами, что причиняло убыток лифляндским портам. Впрочем этот убыток со временем был возмещен. А новый «Балтийский порт», задуманный еще Петром Великим, но заложенный лишь в 1762 г. для того, чтобы перевести сюда часть Ревельской торговли не оправдал возложенных на него надежд.
Петр Великий не запрещал вывозить хлеб, сохранял умеренные таможенные тарифы и не тормозил торговых сношений. Но после его смерти в 1725 и 1728 г. вывоз хлеба был запрещен и города тщетно указывали на то, что при недостаточности и плачевном состоянии путей сообщений не может быть и речи о доставке лифляндского хлеба во внутренние области империи.
Трения происходили также между городскими управлениями и гильдиями, которые ревностно оберегали свои старинные привилегии и особенно в торжественных приемах непременно хотели участвовать через своих представителей. Вообще чрезвычайно часто возникали споры о подобающем общественном положении.
В цехах теперь стали обнаруживаться вредные стороны строгого принуждения. Достижение положения мастера (самостоятельного хозяина) сделалось крайне трудным; большинство цехов состояло теперь из «закрытых» т.е. таких, которые точно определяли число мастеров. Как положение мастера, так и положение подмастерья (Geselle) для многих сделалось совершенно недостижимым, особенно вследствие того, что требовались чрезмерные расходы на устройство угощений и представление сложной работы (Meisterstuck), которую потом нелегко было продать. Хорошие стороны цехов, обучение и воспитание учеников отступали все более на задний план. Работа ухудшалась, цены же поднимались ввиду весьма ограниченной конкуренции.
Между Ригой и лифляндским дворянством еще с первых времен польского шел спор о так наз. «суд бургграфа» Т.е. о праве городского совета в лице одного из бургомистров судить дворян. В 1725 г. при вступлении на престол Екатерины I депутаты от дворянства добились отмены этого права и город Рига несмотря на усиленные старания никогда более его не получил. Также спорили оправе приобретать поместья. В 1710 г. городское управление и дворянство отдельно друг от друга заключили свои капитуляции с русским уполномоченным. Город сохранил все свои прежние права, в том числе и право владеть поместьями; дворянство же получило исключительное право владеть привилегированными поместьями, что очевидно нарушало права города.
Город владел поместьями Лемзаль, Икскюль, Кирхгольм, до введения редукций кроме того Нейермюлен, Аагоф; вследствие редукций город лишился этих поместий. И с 1742 г. как помещик имел своего представителя в ландтаге. Но приобретать новые поместья ему и городским жителям сначала совсем запрещалось, а потом разрешалось лишь в виде аренды на 99 лет.
Большое неудобство для помещиков, живших от плодов своих земель, заключалось в колебаниях цен на хлеб, которые назначались экспортерами и тем более, что сельское хозяйство, только медленно восстанавливающееся, должно было бороться со многими другими затруднениями. Но жаловались и на то, что крестьянин, доставляя свои сельскохозяйственные продукты в город, был принужден продавать их по ценам заранее там назначенным, и не имел возможности избирать из покупателей наиболее для себя выгодного. При таких условиях вражда между городским и сельским населением увеличивалась.
В 1745 г. лифляндское дворянство заключило работы, давно начатые, но по случаю войны прерванные по составлению полного списка всех своих членов (Matrikel). В этот список город Рига не был включен.
Благодаря торговым сношениям с Литвой появились в Риге евреи. Есть известие из 1536 г. о сношениях рижского купца Спенкгузена с каким-то евреем. В польское время о евреях ничего не слышно; шведское правительство относилось к евреям в высшей степени враждебно; в Швеции пребывание евреям было запрещено; о Ливонии нет известий. В Курляндии встречаются еврейские монетчики при герцоге Готгарде, они проживали временно в Митаве. Только с конца ХVII столетия и в ХVIII столетии появились евреи в Курляндии на постоянное жительство (Д-р Иоффе). Постоянное их пребывание в городе Риге было ограничено городским управлением и временные остановки разрешались только в особых гостиницах, находившихся под надзором. Правительство относилось различно к евреям; императрица Елизавета не допускала евреев в Россию, Екатерина II разрешала им пребывание с условиями. Жившие в Лифляндии евреи должны были быть приписаны в городке Шлоке, что впрочем не мешало им распространяться и на другие местности.
Большие города Рига и Ревель скоро оправились и достигли благодаря торговле благосостояния. Жизнь в них вернулась в нормальную колею, сила и энергия бюргерства лишний раз доказали свою живучесть. В худшем, почти отчаянном положении были мелкие города, которые в прежнее время играли довольно важную роль в торговом и промышленном деле. От чумы и голода население их сильно уменьшилось, благосостояние совершенно упало. Эти города оправлялись очень медленно; не все вновь получили значение, немногие (Дерпт, Пернов) достигли прежнего значения и то лишь позднее. На месте прежнего цветущего епископского города Дерпта сосланные в Вологду и возвратившиеся в 1714 г. из ссылки жители построили новый город, который должен был вынести в XVIII столетии много тяжелых ударов и в том числе несколько опустошительных пожаров.
Жители были крайне бедны и увеличивали тяжести существования бесконечными спорами и тяжбами, в которых проявлялось не сознание права, а преследование узких личных интересов. Цехи зорко следили за своими привилегиями и настаивали на удалении всех ремесленников, не приписанных к цеху (Bonhasen Bonhase=Bodenhase, т.е. неестественное животное). Хотя городская казна была пуста, от нее требовали покрытия чрезвычайных расходов, между прочим на отправку торжественных депутаций в столицу.
Другие мелкие города делают трагикомическое впечатление. Феллин и Вольмар остались без управлений и должны были постепенно их восстанавливать, в Феллине не было цехов, но были споры по цеховым делам. Для решения их феллинцы должны были обращаться к Пернову или Ревелю. Если положение и этих маленьких городов со временем стало опять сносным, то это опять таки свидетельствует о живучести и способностях немецкого бюргерства, вышедшего из этого глубокого упадка.
Очень важным событием в жизни прибалтийского края было посещение его императрицей Екатериной II в июле 1764 г. Ландтаги с 1765 г. занялись с успехом земельной организацией и город Рига издал в 1765 г. новый торговый устав как для внешней так и для внутренней торговли. Этот устав коснулся и муниципального устройства города.
Из прежних генерал-губернаторов следует отметить князя Димитрия Михайловича Голицына (1713-1719), князя Никиту Ивановича Репнина (1726 в Риге), графа Петра де Ласси (1730-1751); из вице-губернаторов зятя влиятельного графа Бирона, впоследствии герцога курляндского, генерал лейтенанта Людольфа Августа фон-Бисмарка (1736-1740). С 1762 до 1792 г. генерал-губернатором был граф Жорж Броун, родом ирландец (он же с 1775 г. генерал-губернатор эстляндский), который внимательно исполнял предписания императрицы, в последние годы своего управления тем не менее лишился ее милости и часто был настолько упрям, что сношения с ним были затруднительны.
В 1767 г. в Москве собралась комиссия для сочинения проекта нового уложения. Из прибалтийского края в ней участвовали представители дворянства и больших городов. Цель комиссии не была достигнута. Но все же ее работы послужили основанием для издания в 1775 г. нового учреждения о губерниях, которое для внутренних губерний означает несомненно значительный шаг вперед. Но в прибалтийском крае, где учреждались так называемые наместничества, это учреждение, выработанное в канцеляриях, вызвало неудовольствие, так как оно не считалось с исторически сложившимися особенностями местной жизни и местное население видело в попытке ввести общеимперские установления опасность для своего строя. Были сделаны попытки приноровить учреждение о губерниях к местным условиям, но без успеха.
3 июля 1783 г. последовал указ об учреждении рижского и Ревельского наместничества. Судопроизводство и сословное деление по другим признакам на 7 классов и несколько подклассов, искусственно разграниченных друг от друга. Новый порядок принимался очень туго, особенно в мелких городах; введение реформы задерживало развитие городской жизни.
В Ревеле старый городской совет перестал функционировать 31 декабря 1786 г., в Риге 8 января 1787 г. Его заменили городской голова, избранный от всего городского общества по весьма сложной избирательной системе и городская дума, которая имела надзор за управлением. Полицейские обязанности были возложены на городничего, назначаемого сенатом. Ревель пострадал от нового порядка в меньшей степени, так как за все время существования его во главе Ревеля стоял городской голова Вильгельм Гетлинг (1798), которому удалось защищать интересы города перед правительством, но и не допускать демократических движений в низших слоях населения.
В Риге нововведения вызвали большие смуты. Новое деление на классы было сопряжено с затруднениями и оставляло многих в неопределенном положении. Малая гильдия, возлагавшая большие надежды на реформу, испытала разочарование: явились люди, которые имели право приобретать недвижимость в городе, но не допускались в гильдии. Недостойные честолюбцы добивались должностей с хорошим окладом.
Первый городской голова Генрих Штраух (до 1790 года) не мог справиться с затруднениями и сделаться на деле правителем города. При нем было утрачено без заметного сопротивления важное право: уже в 1786 г. при введении нового порядка Рига лишилась права посылать своих депутатов на ландтаге; затем сенатские указы постановили, что жители Риги не имеют права владеть поместьями. Хорошее состояние финансов лучше всего свидетельствует о нормальном, соответствующем своему назначению управлении. Городские финансы, приведенные после прежнего упадка в равновесие, вновь стали расшатываться при новом управлении, которое открыло доступ к ним неопытным и недобросовестным элементам. Таможенные доходы перешли в казну, между тем очень дорого стоившие работы по сооружению дамбы в Двине производились по распоряжению правительства на счет города и поглощали громадные суммы. Городскому хозяйству грозила несостоятельность. В это время Штраух, лично незаслуживающий никаких упреков, сложил с себя обязанности городского головы, за ним следовали сначала Иоганн Яков Даниил Бетефейр, потом Александр Готшалк Зенгбуш (1790-1796). Несмотря на большие затруднения, вытекавшие из нововведений и отношения к ним населения, и большие огорчения, причиняемые ему произвольными поступками чиновников, ему удалось предотвратить банкротство.
Отмена прежнего устройства и наступивший вследствие этого быстрый упадок городского благосостояния причиняли гражданам глубокое огорчение. Тем более была радость и тем искреннее благодарность, когда император Павел I скоро после вступления на престол (указом от 28 ноября 1796 г.) отменил несоответствовавшее и не давшее ничего кроме зла устройство наместничеств и восстановил прежний порядок как для городов, так и для дворянства (которое при наместниках избирало своих губернских предводителей).