Риги это в древней Руси

Этимология слова Рига

1) Рига — I I «король», только др.-русск., у Зосимы (1420 г.) (Чтения, 1871, 20.) Из ср.-греч. «король», стар. от лат. reх, regis–тоже; см. Г. Майер, Ngr. Stud. 3, 44; Фасмер, Гр.-сл. эт. 166. Из формы заимств. русск.-цслав. риксъ (Малала; см. Срезн.

III, 123). II Рига II «молотильный сарай, крытый ток», рыга, орл., курск. (Преобр.), казанск.; Ригач «гумно, овин», арханг. (Подв.), олонецк. (Кулик.)1. Из фин., карельск. riihi, род. п. riihen – то же; см. Калима 199 и сл.; Миккола, Beruhr. 156 и сл. Наряду с этим: рей, рея (см.). Это слово проникло также из фин. в др.-гутнийск. ri, шв. ria, лит., лтш. rija, прибалт.-нем. Riege (Сетэлэ, FUF 13, 439; М.–Э.

3, 523). Брюкнер (125) ошибочно предполагает заимствование балт. слов из русск.; см. уже Лескин, Bildg. 314 и сл.; Томсен, Веror. 276. В качестве описательного оборота со знач. «рожать» употребляется: поехала в Ригу, приехала с Риги и т. п., потому что крестьянки часто рожали на току, в Риге (Зеленин, Табу 2, 30).

Whizzkidz ft. Inusa Dawuda — Rumours (Digi Digi) (Official Video HQ)

Ср. сл. •• [В южных районах, где первонач. ры- и ри- смешивается, это выражение употребляется в просторечии со знач. «вырвать, стошнить» по сходству с рыгать. – Т.] •• 1 У Г. Куликовского (см.) дано в форме Ригача в знач. «Рига». – Прим. ред.

2) Рига — лтш. Riga, лит. Ringa. Сближается с. лит. ringа «ч.-л. кривое», лтш. ridzinа «ручеек», Rindzele местн. н. в Талсском р-не (где -n- – курземская особенность); см. Эндзелин, IF 33, 99; М.–Э. 3, 536; Буга, RS 6, 202. Следует отклонить толкование из кельт.

Rigа – эпитет одного божества (Шахматов, AfslPh 33, 81), которое нельзя ничем подтвердить.

Соседние слова

I I «король», только др.-русск., у Зосимы (1420 г.) (Чтения, 1871, 20.) Из ср.-греч. «король», стар. от лат. reх, regis–тоже; см. Г. Майер, Ngr. Stud. 3, 44; Фасмер, Гр.-сл. эт. 166. Из формы заимств. русск.-цслав. риксъ ( Малала; см. Срезн. III, 123).

II Рига II «молотильный сарай, крытый ток», рыга, орл., курск. (Преобр.), казанск.; Ригач «гумно, овин», арханг. (Подв.), олонецк. (Кулик.)1. Из фин., карельск. riihi, род. п. riihen – то же; см. Калима 199 и сл.; Миккола, Beruhr. 156 и сл. Наряду с этим: рей, рея (см.). Это слово проникло также из фин. в др.-гутнийск. ri, шв. ria, лит., лтш. rija, прибалт.-нем. Riege (Сетэлэ, FUF 13, 439; М.–Э. 3, 523).

Брюкнер (125) ошибочно предполагает заимствование балт. слов из русск.; см. уже Лескин, Bildg. 314 и сл.; Томсен, Веror. 276. В качестве описательного оборота со знач. «рожать» употребляется: поехала в Ригу, приехала с Риги и т. п., потому что крестьянки часто рожали на току, в Риге ( Зеленин, Табу 2, 30). Ср. сл. •• [В южных районах, где первонач. ры- и ри- смешивается, это выражение употребляется в просторечии со знач. «вырвать, стошнить» по сходству с рыгать. – Т.] •• 1 У Г. Куликовского (см.) дано в форме Ригача в знач. «Рига». – Прим. ред.

Что на самом деле ели в Древней Руси: блюда, которые Вас сильно удивят!

лтш. Riga, лит. Ringa. Сближается с. лит. ringа «ч.-л. кривое», лтш. ridzinа «ручеек», Rindzele местн. н. в Талсском р-не (где -n- – курземская особенность); см. Эндзелин, IF 33, 99; М.–Э.

3, 536; Буга, RS 6, 202. Следует отклонить толкование из кельт. Rigа – эпитет одного божества (Шахматов, AfslPh 33, 81), которое нельзя ничем подтвердить.

Источник

lsvsx

О расселении и проживании славян в западных районах Латвии и Литвы свидетельствуют и топонимические материалы.

Уже К.Буга рассматривал гидроним Вента (в бассейне этой реки, как показано ниже, зафиксированы славяне-венды) как славянский по происхождению (произволен от лексемы «вяча-вящий», отсюда Вячеслав). Все попытки объяснить происхождение этого водного названия на балтском языковом материале оказались безуспешными.

Недавно к выводу о славянском начале гидронима Вента независимо пришел немецкий лингвист В.П.Шмид. Это заключение было поддержано О.Н.Трубачевым (28]. Этот гидроним не одинок в Юго-Восточной Прибалтике (Вента — мыс под Клайпедой, Вентас Рагас — в низовьях Немана, Вентос и Вентина — северо-западнее Клайпеды, Вентин — лес под Елгавой, Вентос Перкасса — в Шауляйской р-не, Вентис — в Мазурии). Интересно, что все эти географические названия сконцентрированы в том регионе, где, судя по археологическим данным, в VI-VII вв. и расселилось славянское население.

К.Буга считал, что не только гидроним Вента, но и целый ряд других гидронимов свидетельствуют о вторжении в летто-литовские земли в V-VI вв. славянского населения (еще в условиях прасла-вянского языкового состояния).

Значительная масса географических названий Латвии, связанных со славянским языковым материалом, сосредоточена в ее восточных районах, что вполне объяснимо. Начиная с эпохи Древней Руси в Латгалии наблюдается культурное влияние со стороны восточных славян и инфильтрация последних в эти земли, что нашло отражение в материалах археологии и этнографии, а в недавнее время (XIX в.) зафиксировано переписями населения. Вместе с тем, немалое число славянских топонимов известно и в Курземе. Славянское проникновение регион в историческое время со стороны Руси-России этого региона не достигало, что заставляет относить куршские топонимы славянского происхождения к более ранним периодам истории Юго-Восточной Прибалтики.

Подобная картина наблюдается и в Литве. Географическая номенклатура славянского происхождения многочисленна в ее юго-восточной части, где контакты со славянами были интенсивными и фиксируются по другим историческим данным. Но, вместе с тем, гидронимы, этимологизируемые из славянских языков, встречены и в древнем куршском регионе, не затронутом славянским влиянием в историческое время. Опять-таки объяснить это возможно лишь при допущении каких-то ранних встреч славян с местным балтским населением.

Письменные памятники начала II тысячелетия н.э. указывают на проживание в западных регионах Латвии какой-то небольшой этнической группы, кажется, не принадлежащей ни к прибалтийско-финской, ни к балтской общностям.

Анализ текста «Хроники Ливонии» Генриха Латвийского вполне определенно свидетельствует, что упоминаемые в ней венды были одним из этносов средневековой Прибалтики, подобно ливам, куршам, латгалам, эстам, литовцам, тевтонам и другим.

Вполне очевидно также, что этот исторический источник характеризует последние страницы истории вендов. В скором времени они, очевидно, растворились в латгальской среде, и уже не упоминаются в письменных документах развитого средневековья. Первоначально, как сообщает «Хроника Ливонии», венды жили в Куронии (Курляндии) в бассейне реки Венды (в средневековых памятниках письменности — Wenda, Winda, Venda, Vende; современная Вента), откуда были изгнаны куршами. Какое-то время (еще до основания Риги) венды проживали на Древней Горе (Mons Antiqus), но и оттуда были вытеснены теми же куршами. Многие из них при этом были убиты, остальные бежали к латгалам и расселились среди них.

В 1206 г. орденский священник Даниил из области Торейда (современная Турайда), где находился замок одного из старейшин ливов Дабрелы, направился с миссионерской целью к вендам. Он был принят ими доброжелательно и окрестил их. «Хроника Ливонии» не сообщает каких-либо координат расселения вендов в это время. Э.Пабст высказал предположение, что они жили в регионе средневекового Арраша (ныне Арайши) недалеко от Вендена, современного Цесиса.

Под 1209 и 1210 годами Генрих Латвийский упоминает Венден — старый замок вендов, где вместе с ними проживали братья-рыцари. В 1209 г. магистр рыцарей Бертольд совершил военный поход в Унгавнию (историческая область эстов вокруг городов Оденпэ — ныне Отепя и Дорпата — Тарту), в котором также участвовали латгалы и венды]. В 1210 г. войско эстов осаждало замок вендов (Castorum Wendorum), который вместе с вендами защищали и немецкие рыцари. В 1218 г. в Ливонию вторгалось войско новгородцев и псковичей, которое осаждало замок вендов. «Хроника» сообщает, что венды, защищая крепость, бились целый день, а затем их поддержали рыцари, и замок не был взят. В 1221 г. новгородцы повторили поход в Ливонию и снова подступили к Вендену, который защищали братья-рыцари со своими вендами, но не смогли его взять.

В 1224 г. где-то вблизи от старого замка вендов крестоносцами был основан и укреплен новый город Венден. В следующем году Ливонию посетил римский легат Вильгельм, приглашенный рижским епископом Альбертом. Он побывал в Вен-дене и его окрестностях, где, как пишет Генрих Латвийский, было «множество вендов и латгалов, которые уже прочно освоили христианскую веру».

Вполне очевидно, что название города Венден производно от этнонима венды. Эсты называли его Веннолинн, что в переводе означает «город вендов». Местоположение старого замка вендов нам неизвестно, некоторые исследователи отождествляют его с городищем Риекстукалнс в Цесисе. В «Хронике Ливонии» называется еще Wendeculla, в документе 1388 г. — Wenedeculle, то есть в буквальном переводе «деревня (или селение) вендов». Исследователи обычно локализуют это поселение в окрестностях Турайды, где в более поздних источниках упоминаются еще топонимы Ventas и Wending.

Таким образом, определенно устанавливается, что в начале XIII в. остатки вендов проживали в бассейне Гауи в окрестностях Вендена-Цесиса и Турайды. Их первоначальной областью расселения был регион реки Венты. В источниках под 1253 г. называется «земля Винда», которая надежно локализована была еще А.Биленштейном в низовьях Венты.

Не исключено, что какая-то часть вендов, проживавших в бассейне этой реки, в то время, когда основные массы их вынуждены были переселиться на берега Даугавы, а потом и Гауи, не была затронута куршами и в XIII в. составляла население небольшой исторической области — «земли Винда». Еще в XIX в. этнографическая группа латышей, проживавшая в Северной Курземе, именовалась «вентинами». Весьма вероятно, что это была группа латышей, сформировавшаяся в условиях ассимиляции средневековых вендов. Сохранились и предания о некогда проживавших здесь вендах-виндах.

В те же годы М. В. Битовым в антропологическом строении современного населения западных районов Латвии, в том числе среди проживавшего в бассейне Венты в окрестностях Вентспилса, выявлен был комплекс признаков, указывающий на участие в генезисе этих жителей компонента со средиземноморской примесью. Сопоставление средиземноморских элементов, присутствующих в антропологическом строении населения Курземе, с такими же особенностями славянского населения X-XII вв. Мекленбурга и Польского Поморья выявляет их значительное сходство. Это стало существенным аргументом в пользу древнего проживания славян в бассейне Венты и славянской атрибуции исторических вендов. Это наблюдение антрополога было использовано рядом исследователей для утверждения славянской атрибуции вендов Ливонии.

В поисках археологических следов проживания славян-вендов нельзя не обратить внимание на распространение во всех трех регионах их локализации — в Северной Курземе, на нижней Даугаве в окрестностях Даугмале и на Гауе в районе Вендена и Турайды — чуждой местному населению курганной обрядности. Основными погребальными памятниками придаугавских и гауяских ливов, так же как и латгалов, являются грунтовые могильники. Появление среди них курганных захоронений до сих пор не находило какого-либо объяснения.

Палеолитические племена появились в Прибалтике около 10 тысяч лет назад, вслед за отступившим ледником. В III тысячелетии до н.э. сюда проникает культура ямочно- гребенчатой керамики, которая, как полагают, была характерна для финских охотничьих племен, мигрировавших с востока. Тогда же, в III тыс. до н.э., на территорию Эстонии пришли предки славян, скотоводы и земледельцы балтославяне, с их ладьевидными каменными топорами и шкуровой керамикой. Стоянки и родовые (групповые) грунтовые могильники балтославян III — II тыс. до н.э. обнаружены по всей Эстонии.

Предположительно, в I тысячелетии до н.э. здесь появляются и восточные славяне, возможно слившиеся с балтославянами. В IV — III до н.э. на пути «из варяг в греки» славянские ладьи торговавших с Византией русичей, начинают навещать богатую янтарем Прибалтику. Со времен Рима в Эстонии остались клады античных монет и наименование русских — «венелане» (так древние эсты называли русских по имени одного из западно — русских племен- Венедов).

С I — II века. Европу потрясает так называемое «великое переселение народов»: перемещение славян, сарматов, аланов, готов, гуннов и других. Между Смоленском, Полоцком и Изборском обосновались славяне- кривичи, заселившие и бассейн Чудского озера. В Несторовской летописи сохранилось предание о посещении ильменских словен апостолом Андреем в I веке н.э.

Именно кривичи- первые славяне, переселившиеся в междуречье Волги и Оки от Изборска, Новгорода и Смоленска- а также проживавшие в Прибалтике и Причудье кривичи в дальнейшем стали именоваться «великороссами» (латыши до сих пор называют русских кривичами). Здесь истоки нашего народа. Что же касается предков эстонцев, то историк готов Иордан в IV веке н.э. впервые упоминает племя «чудь» (древне — русское название эстов) без указания на его местонахождение. Некоторые немецкие историки считают, что именно тогда «чудь» появилась в Прибалтике. В VI веке на территории Эстонии появляются длинные курганы кривичей — их возникновение связывают с соприкосновением разных этносов.

Практически вся материковая Эстония покрыта длинными курганами кривичей, местом групповых захоронений. На Моондзундском архипелаге и западном побережье жили славяне руги — русы, которые хоронили иначе. После крещения Руси православных русских начинают хоронить индивидуально. Групповые погребения язычников- эстонцев проводились в «каменных могильниках». В 1979 году на территории Эстонии насчитывали 1432 каменных могильника, 984 длинных кургана и 306 грунтовых могильников балтославян; соотношение русских (славянских) и эстонских могильников — 1:1.

С древнейших времен исконным населением Прибалтики, наряду с балтами и финнами, были славяне. Уже во времена великого князя Олега Вещего (IX в) юго-восточная часть прибалтийских земель входила в состав Киевской Руси (левобережье Двины). Правобережье Двины находилось под властью княжества Полоцкого. Здесь стояли русские города – замки: Кокне (Кокнесе), Яр Руско (Ерсика).

Согласно хронике Генриха Латвийского эти города – столицы удельных княжеств — были старейшими в Ливонии. Они управляли своими владениями, собирали дань с местного населения, правили среди них суд, помогали Полоцку оборонять западные рубежи.

Земли, что лежали на восток от Варяжского (Балтийского) моря испокон принадлежали роду кривичей. Вплоть до XV в. эсты и леты платили дань Пскову и Новгороду. Опорной базой псковичей был город Талово (Талава) – центр одноименного княжества. До сих пор латыши называют нас KRIEVI, т.е. кривичи. Это название достаточно ясно говорит о том, кто владел этими землями.

Другой древнерусский род, который оставил свой след в прибалтийском крае – это род вентичей, или вятичей (они же венеды). Двигаясь с Европы на восток вентичи закрепили свой след в географических названиях: Венетци (Венеция), Вендобона (Вена), Винета, и далее на север: Вента, Виндава (Вентспилс), Венден (Цесис), Вендора, Коловен и т.д. Вот почему эстонцы и финны зовут нас этим именем и сегодня (Венайя). Вообще вся прибалтийская топонимика буквально усеяна русскими названиями. Взять ту же Эстонию:

Таллин (Ревель) – это древний город вентичей Коловен,
Оденпе – это Медвежья Гора,
Тарту (Дерпт) – Юрьев,
Визенберг – Раковор,
Пярну – Перунов,
Тырва – Тырнов,
Нарва – Ругодив,
Вяндра – Вендора,
Валга – Волгла и т.д.

Поэтому бессмысленны споры о том, как правильно писать название эстонской столицы: с одной буквой «н», с двумя или с тремя. Как ни пиши, все будет неправильно. Исконное название Таллина звучит по-русски: Коловен.

Источник

seva_riga

Накануне Рождества в Риге мела такая метель, что остановился общественный транспорт. Однако, наши московские друзья были непреклонны – раз решили устроить прогулку по Старому городу, то она состоится в любую погоду. Мы кивнули, набрали побольше воздуха и ломанулись в стихию.

Старая Рига в этот день по национальному составу стала стопроцентно русской и может процентов на 20 еще и китайской. «Наши западные партнеры» сидели по норам, а русско-китайская «оккупация-лайт», заставив парковки автомашинами с российскими номерами, заполняла узкие улочки, ставшие от снега ещё уже, бодро скакала по сугробам и устраивала селфи на фоне сплошной снежной пелены, за которой надо было еще умудриться разглядеть хоть какую-то архитектуру.

Чинно ходить в такое время от здания к зданию, нудно перечисляя даты и события, было просто невозможно, поэтому строгие исторические факты в нашей экскурсионной программе я постарался щедро разбавить расхожими городскими байками, которые, вкупе с акцентом на нестандартные исторические факты, создал образ Риги, абсолютно непохожий на тот, который прилежно создавали официальные экскурсоводы.

И вот сейчас я получаю рождественские поздравления от своих вчерашних гостей, в которых они просят повторить то, что я им рассказывал под рижскую метель, а я предполагаю, что может быть, это будет интересно и вам, мои читатели, поэтому предлагаю присоединиться к нашей короткой пробежке по заснеженным рижским улочкам Старого города.

Все достопримечательности Старой Риги сгрудились на пятачке 800 на 300 метров, поэтому их почти все легко можно разглядеть с башни Домского собора, откуда мы и начинаем нашу прогулку.

Примечание: тут и далее все фотографии сделаны не мной и не в разгар стихии, желающие представить, как всё выглядело в тот день (4 января) во время метели, могут просто посмотреть на белый лист бумаги…

На первой фотографии – вид с башни Домского собора, стоящего почти на берегу Даугавы, где внизу – Рождественская ярмарка, а прямо по курсу из красного кирпича с круглой крышей со шпилем – Пороховая башня – последняя уцелевшая башня городских укреплений. Она же – граница Старого города. Теперь вы сами, с высоты птичьего полета видите, какая она маленькая – наша Рига.

А теперь немного о том историческом месте, которое находится между рижскими Домским собором и Пороховой башней. Информацию эту еще помнит википедия, но уже напрочь «забыли» учебники истории и обычно стыдливо опускают профессиональные экскурсоводы.

С 1212 года, когда между рижскими торговцами и Псковом было заключено соглашение о беспрепятственном перемещении псковичей по Западной Двине в территориальных водах, находившихся под контролем Альберта фон Буксгевдена, эта территория называлась не иначе, как «Русское подворье»

Обитателями подворья в основном были купцы, прибывавшие с верховьев Даугавы. Также можно утверждать, что вместе с независимыми псковскими и полоцкими торговцами в подворье прибывали и селились церковнослужители. По этому поводу рижский архиепископ Альберт в 1222 году отправил письменную жалобу папе Гонорию III, в которой сетовал на отрицательное влияние православных священников на местное балтийское население.

В 1229 ко Пскову начинают присоединяться другие княжества. В этом году смоленский князь Мстислав-Фёдор Давыдович отправил в Ригу посольство, состоявшее из «лучшаго попа Пантелея и умна мужа Еремея» для того, чтобы упрочить торговые соглашения и подвести базу для будущих коммерческих отношений между рижанами и купцами из приграничных русских княжеств.

В результате их активной дипломатической деятельности возник комплексный торгово-политический договор, получивший название «Мстиславова правда». Она регулировала многосторонние торговые и экономические взаимоотношения между Ригой и русскими городами — Смоленском, Полоцком и Витебском, а также с немецкими крупными торговыми городами — Бременом, Любеком, Ростоком и другими.

Договор существенно повлиял на укрепление позиций русского подворья в Риге, придал ему более официальный статус и дал стимул для развития самостоятельной русской торговой фактории в немецкой Ливонии.

Специально привожу документы тех времен, чтобы вы смогли их найти и почитать, а прочитав, сказать, имеется ли в них хотя бы одно слово, однокоренное со словами «латышский» и «Латвия». Это я к актуальным сегодня прибалтийским вопросам: «кто тут раньше появился» и «кто на чьей земле живёт…»

Чтобы картинка была полной, можно не ограничиваться Ригой, и вспомнить, что в то время уже в 95 км от Риги (нынешний город Кокнесе) начинались удельные владения Вячеслава Рюриковича, легендарного князя Вячко, которого Хронист Генрих Латвийский называет русским королём, но нигде и никогда не говорит, что он был латышом…

Если же копнуть ещё глубже, то окажется, что на территории современной Латвии изрядно наследили венеды, оставив в память такие топонимы, как река Вента и город Вентспилс (ранее – Виндава). То есть, с какой стороны ни копни, категорически не вытанцовывается историческое обоснование эксклюзивных прав латышского этноса на занимаемую территорию.

Однако, вернемся в Ригу. Вот так выглядело 700 лет назад место, на которое открывается вид с Домского собора (реконструкция карты средневековой Риги 1400 года, проведенная немецким архитектором, архивистом и краеведом Вильгельмом Нейманом в 1892 году)

Русская улица, которая сегодня называется улицей Трокшню (шумная) в то время была местным промышленным центром — помимо торговцев, державших свои амбары для хранения товаров, на территории рижского русского подворья существовало широкое ремесленническое поселение: работал цех бочаров, скорняков, огородников и садоводов, а также каменщиков и кузнецов.

Бывшая Русская улица, а ныне улица Трокшню

Сегодня улочки бывшая Русская (Трокшню) и Пивоваренная (Алдару) известны тем, что на их перекрестке находится туристическая достопримечательность – шведские ворота, с которыми связаны сразу две легенды.

Шведские ворота в Риге появились отнюдь не благодаря шведам. Шведы вообще к их появлению никакого отношения не имеют. Зато очень даже имеет чисто русская смекалка и нежелание платить налоги. В то время в Риге налог платился при въезде в город. Один из обитателей русской деревни, которого изрядно утомила эта процедура, разобрал часть крепостной стены в собственном доме, превратив, таким образом, всю русскую факторию в безналоговый «офшор», и продемонстрировав историческое бессилие фискальной бюрократии перед сообразительностью населения.

Шведскими эти ворота стали 4 столетия спустя, когда в стоящих рядом с ними казармах (это здание так и называется сегодня – «шведские казармы») квартировал гарнизон, состоящий, как вы сами понимаете из молодых неженатых «наших скандинавских партнёров», в одного из которых влюбилась без памяти абоРигенская пейзанка.

«Наш скандинавский партнёр», сексуально попользовав предмет колонизации, стуканул затем на несчастную своему начальству, которое, возмутившись матримониальными поползновениями унтерменьши, повелело замуровать её заживо в крепостной стене аккурат в проёме ворот, с тех пор и называемых шведскими.

Это действо, даже будучи легендой, полностью отражают консолидированную политику «наших западных партнеров» по отношению к титульному населению Латвии за все 800 лет рижской истории. «Не кормить и пороть», а также «за границы свинарника не пускать!» — это те лозунги, которые аккуратно выполнялись в отношении латышского населения, и которые вполне можно вписать в родовые гербы остзейских баронов, польские шляхтичей, шведских драбантов.

Только потом, начиная с Петра 1го, «русские оккупанты», не стесняясь, брали в жёны и вводили в своей дом титульных пейзанок, давали за казённый счёт университетское образование вчерашним свинопасам и возводили их в дворянское достоинство. «Наши западные партнёры» о таком махровом либерализме в отношении «унтерменьшей» не помышляли в самых смелых своих фантазиях.

Латышское население вообще не имело право жить в средневековой Риге. Латыши могли привозить на рынки продукты, работать в качестве прислуги, но оставаться в городе на ночь — ни в коем случае! Поэтому, как стемнеет – Auf Wiedersehn, и «кто не спрятался, я не виноват» … Именно это время латыши вспоминают с придыханием, именуя его не иначе, как «добрые шведские времена» (labie zviedru laiki)

Впрочем точно с таким же пиететом они относятся и к немецким временам, заявляя устами министра обороны: «Мы с 1940 года рады немецкому сапогу на латвийской земле»

Латышские историки-политики-обыватели уверены, что тогда был Первый Приход ЕвроЩастья, и именно в таком виде он вошёл уже в самые первые латышские учебники истории, и до сих пор это утверждение кочует из учебника в учебник, мелькает в исторических и публицистических статьях как что-то бесспорное и общеизвестное

Порой доводится читать даже подобные пассажи: «Латвия имела колонии…», «корабли под латвийским флагом бороздили океаны…», а латыши того времени посиживали дома, одетые в виллайне с сактами, играя на кокле и сочиняя дайны, хотя всё было несколько прозаичнее.:

«Мы проезжали мимо небольших деревень, жители которых были очень бедны. Одежда женщин состоит из куска ткани или тряпки, едва прикрывающей их наготу; волосы у них подстрижены ниже ушей и висят, как у бродячего народа, которого мы называем цыгане.

Их домики, или лучше хижины, самые плохие, какие только можно представить, в них нет никакой утвари, кроме грязных горшков и сковородок, которые, как дом и сами люди, так запущены и неопрятны, что я предпочел поститься и провести ночь под открытым небом, нежели есть и спать с ними. »

У них нет постелей, и они спят на голой земле. Пища у них грубая и скверная, состоящая из гречневого хлеба, кислой капусты и несоленых огурцов, что усугубляет жалкое положение этих людей, живущих все время в нужде и горести благодаря отвратительной жестокости своих господ, которые обращаются с ними хуже, чем турки и варвары со своими рабами.

По-видимому, этим народом так и должно управлять, ибо если с ним обращаться мягко, без принуждения, не давая ему правил и законов, то могут возникнуть непорядки и раздоры.

Это очень неуклюжий и суеверный народ, склонный к колдовству и черной магии, чем они так неловко и глупо занимаются, как наши дети, пугающие друг друга букой. Я не видел у них ни школ, ни воспитания, поэтому растут они в большом невежестве, и у них меньше разума и знаний, чем у дикарей.

И несмотря на то, что некоторые из них считают себя христианами, они едва ли больше знают о религии, чем обезьяна, которую выучили исполнять обряды и церемонии. »

Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему латыши, немедленно после восстановления Горбачёвым их независимости, снесли памятник Ленину, который им эту независимость подарил, и поставили памятник рыцарю Роланду, который их вообще за людей не считал.

Памятник рыцарю Роланду в Риге на Ратушной площади от благодарных латышей

В это же время памятник Петру 1му, восстановленный на частные пожертвования, латыши категорически устанавливать запретили. Ибо именно он прервал вышеописанные «добрые шведские времена» (labie zviedru laiki) и вообще был варваром, не замуровавшим в крепостную стену ни одной местной пейзанки, а даже сам лично, рискуя жизнью, принимал участие в тушении одного из рижских пожаров.

А вот, кстати, на втором плане — собор Петра, который лично тушил российский император. Назван он не в честь его, а честь его святого тёзки.

С жизнью и бытом латышских небратьев кардинально контрастирует жизнь и быт русского подворья, которое около 1230 года по указу недавно сформированного магистрата было официально включено в городскую систему, то есть стало частью ганзейского города, обладающего всей полнотой государственного суверенитета.

Русские негоцианты имели право торговать не только в Риге, но и в Любеке, к тому времени — стратегическом финансовом центре Северной Германии. Также русские купцы открыли торговую факторию на острове Готланд в Висбю. В свою очередь, немецким торговцам было разрешено вести беспосредную торговлю в Смоленске.

Кроме Русской улицы (plаtea Rutenorum) в Риге были также Малый русский переулок и Большой русский переулок. Они примыкали к Ратушной площади, там, где сейчас находится Дом Черноголовых.

Дом Черноголовых в Риге на Ратушной площади

Рижские бургомистры вели специальную Долговую книгу для записи сделок рижских купцов: согласно сведениям, собранным в ней с 1286 по 1352 годы, из 2000 записей, сделанных за этот период, около 400 касалось торговых сделок, заключённых русскими купцами (пятая часть всех торговых сделок). Члены магистрата, ответственные за ведение Долговой книги, делали помету перед указанием о сделке или же после фамилии участников: Ruthenus или Ruthe (русский), определяя таким образом рабочий язык сделки.

Часть русских торговцев владела домами, что определяло их принадлежность к бюргерскому сословию. Известно, что в 1327 году русский купец Тимошка торговал в Любеке от имени Риги, то есть, будучи бюргером, отстаивал интересы города в условиях зарубежной торговли.

Известны некоторые имена богатых и влиятельных жителей русского двора, сохранившиеся в официальных документах. Можно назвать часто упоминавшегося Якима-скорняка с зятьями, которые фактически держали в своих руках торговлю воском. Также достоин упоминания зажиточный рижский коммерсант Иван Рутенус (обозначение национальной принадлежности превратилось в фамилию), который несколько раз заключал крупные сделки на 150 серебряных марок (что эквивалентно 50 килограммам серебра). Известно, что один из крупных торговцев воском Василий продал бюргеру Генриху Борнесу пол-ласта (то есть около тонны) этого товара.

Знание русского языка в то время для немецкой стороны было одним из ключевых. Составляли даже специальные разговорники, которые содержали фразы, обязательные для запоминания, слова, названия товаров, правила знакомства и обращения с русскими девушками.

В конце 13-го века Рига вступила в Ганзейский союз, в который входили города северной Германии, отдельные представители лондонских кругов, конторы Бергена, Новгорода и купцы Ганзейского союза монополизировали торговлю с городами Северо-Западной Руси, определив для себя монопольное право на изучение русского языка. Был также наложен запрет на обучение разговорной норме русского языка представителя неганзейского города. (Подробнее смотри тут)

Вся вышеизложенная информация вряд ли будет доведена до вас профессиональными экскурсоводами, и уж тем более – профессиональными историками, поэтому, когда будете в Риге – просто знайте – каждый камешек мостовых Старого города помнит русскую речь и русские руки с момента своего основания.

Именно поэтому, какую рижскую достопримечательность не возьми – в ней всегда найдётся частичка русской истории. А мы – последние хранители этой истории – надо постараться быть её достойными.

Источник