* Стремление Литвы и Польши объединить усилия перед опасностью со стороны могучего Тевтонского ордена, который царил на Балтийском побережье, со стороны Московского княжества, авторитет которого рос после победы над татарами в Куликовской битве 1380 г.со стороны Крымского ханства (выделилось в 1443р. с состав Золотой Орды, с 1475р. признало зависимость от Османской империи).
* Поиски великим князем литовским Ягайло (1377-1392рр.) союзника для
укрепление своего положения. Ягайло, младший сын Ольгерда, заняв
великокняжеский престол вопреки принципам родового старшинства, оказался
в затруднительной ситуации. Против него выступили старшие Ольгердовичи и кузен Витовт.
Содержание унии
Это была брачная уния — литовский князь Ягайло женился с польской королевой Ядвигой и был провозглашен польским королем; вследствие этого прекращались столкновения между Польшей и Великим княжеством Литовским, а их вооруженные силы объединялись. Унией предполагалось присоединения Великого княжества Литовского к Польше. Однако, в результате стремления литовской верхушки к политической самостоятельности Литва фактически осталась отдельным государством, власть в которой непосредственно принадлежала кузену Ягайлы — князю Витовту (1392-1430 гг.).
Гимн польско-литовской унии (альтернативный)
По условиям унии Литва, которая была последней языческой страной в Европе, приняла католицизм.
studopedia.org — Студопедия.Орг — 2014-2022 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.01 с) .
Источник: studopedia.org
Люблинская Уния: как литовская аристократия, боясь России, угодила в кабалу к Польше
450 лет назад, 4 июля 1569 года, польский король окончательно утвердил текст Люблинской Унии Польши и Великого Княжества Литовского. Так началась история Речи Посполитой и одновременно начало ее конца…
На рубеже 13-14 веков Великое Княжество Литовское стало самым крупным государством в Европе, простираясь от Балтийского моря на севере до Черного моря на юге. Хотя, конечно, такому лавинному росту его территории больше способствовало желание южно-русских княжеств, прежде находившихся под игом монголо-татарской Золотой Орды, поменять власть ханов на более предсказуемых сюзеренов.
В 1385 году между Вильно и Варшавой была заключена Кревская уния – в силу брака Великого князя и польской королевы. С тех пор оба государства управлялись одной династией Ягеллонов, но при этом каждое имело собственные законы, армию, парламент и прочие атрибуты независимости. Даже порой и титулы польского короля и Великого Князя разделялись между разными людьми, пусть и представителями одного и того же королевского рода.
История польско-литовской унии (1385-1795 гг.)
С началом Россией в 1558 году Ливонской войны за выход к Балтийскому морю (первая попытка «прорубить окно в Европу, успешно завершенная лишь Петром I полтора века спустя) положение Великого Княжестве значительно ухудшилось. Собственно говоря, оно стояло на грани военного разгрома.
Тем более многие местные боярские и дворянские роды считали и ощущали себя вполне русскими, и воевали с Москвой без каких-либо националистических и русофобских стимулов. Вроде как пацаны в уличных драках, после которых и победители и побежденные быстро забывают былую вражду.
Тем не менее, большую часть «верхушки» ВКЛ перспектива присоединения к Москве страшила. Да, в общем, и немалое число шляхты тоже. Она ведь хотела «вольностей, как в Польше», где каждый даже захудалый шляхтич (а оные составляли до 20% населения – абсолютный рекорд настолько «раздутого» дворянства во всей Европе, да и в мире тоже) считал себя лишь чуть ниже короля.
А потому уже с начала 60-х годов 16 века в Княжестве активизировалась работа по заключению более тесного союза (унии) с Польшей. С точки зрения литвинов, для получения действенной военной помощи. С точки зрения поляков, для окончательного поглощения литовских провинций.
Успеху польских намерений особенно помогал и тот факт, что единым «главой государства» и Польши, и Литвы на тот момент являлся польский король Жигмонт Август. Так что какой бы «самостийной» не была администрация ВКЛ со своими местными магнатами-олигархами, но «первое лицо» все равно может сделать очень много. Особенно, опираясь на более мощную в военном и финансовом отношении Польшу.
В общем, вначале немаленькие «реформы сверху» провели в Княжестве в начале 60-х. А потом с января 1569 года представители Польши и Литвы съехались уже на съезд в Люблине. Дальнейшие события показали, что «польские братья» вполне могут по своим «аппетитам» в плане литовских территорий превосходить даже самые смелые мечты окружения московского царя.
Уже в марте, ввиду неуступчивости литовской делегации, польский король (и Великий Князь «по совместительству») своим Указом взял да и «аннексировал» добрую половину прежде литовских земель – всю современную Украину. Пусть даже и населенную в те времена лишь до границ нынешней Черкасской области – дальше тянулось Дикое Поле, превращенное в цветущую Новороссию лишь талантами Екатерины II и князя Потемкина.
Вот так без единого выстрела, разрушительных войн и тяжелых осад гордые литовские шляхтичи разом лишились доброй половины своих земель. Но непосредственных владельцев, магнатов и помещиков-дворян с земли никто не сгонял, при условии принятия присяги королю, конечно.
Ну так и русский царь Иван Грозный по большей части поступал точно также. Стоило так уж упорствовать в своем нежелании отдавать Москве несколько исконно русских городов, вроде Смоленска?
Конечно, то «клятый москаль», а в Варшаве сидят «просвещенные европейцы», им не так обидно отдать без боя хоть и все свое государство. Как нынешним «свидомым» на Украине, ради призрачной «незалежности от Москвы» готовых пойти в кабалу к «благословенному Западу», развалив собственную промышленность. А напоследок отдать за бесценок уникальные черноземы, для окончательного превращения в «великую аграрную державу», сырьевой придаток ЕС и США.
С каждым месяцем проведения люблинского съезда «хотелки» поляков росли в геометрической прогрессии. Любые робкие возражения «литовских партнеров» отвергались сходу. Как и их проект новой Унии – в конце концов Варшава продавила полностью свой вариант документа, составленного краковским епископом. Его и приняли в качестве окончательного варианта делегаты сеймов, а 4 июля утвердил король.
Конечно, говорить о полной утрате какой-нибудь самостоятельности Литвой (и входящей в нее Белоруссией – Украину поляки «отжали» еще в марте) не приходится. Все-таки, там оставались кой-какие атрибуты автономии вроде наличия собственных «гетманов»-командующих.
Но валюта была уже единой, законодательство хоть и формально было у каждого свое, но с обязательством ВКЛ привести его в соответствие с польским. Сейм тоже заседал только в Варшаве, причем литовцы имели там всего лишь 20-30% голосов.
Впрочем, последнее обстоятельство очень скоро стало малосущественным, поскольку именно в рамках образования Речи Посполитой по итогам Люблинской Унии каждый депутат сейма получил право «либерум вето».
Вроде как у «постоянных членов» Совета Безопасности ООН, каждый из которых может блокировать принятие этим органом резолюции, нарушающей интересы его страны. Соответственно, такие решения возможны лишь на основе консенсуса, а это бывает не так часто. К тому же, постоянных членов Совбеза всего 5, а в польском сейме депутатов было больше сотни. И найти устраивающее для всех решение стало почти невозможным…
Собственно, уже один этот момент, по сути, «поставил крест» на будущем и польской, и литовской государственности. Потому что хоть в Европе, хоть в России тогда укреплялся абсолютизм, а в Речи Посполитой бравые паны и магнаты устраивали настоящую анархию. Да, порой могли и объединиться против общего врага, но все равно их государство становилось все более рыхлым, пока не развалилось окончательно в конце 18 века.
Но что да – то да, гордые поляки до этого смогли сполна потешить свои великодержавные амбиции по «нагибанию» союзников. В Великом Княжестве Литовском после Люблинской Унии начала активно проводиться «полонизация», вытеснение местного языка из официального обихода, Православие начало вытесняться уже церковной Унией с Римом и откровенной католической экспансией. Что, в свою очередь, вызвало в середине 17 века восстание Богдана Хмельницкого – и утрату суверенитета Польши над Левобережьем Днепра.
Видимо, именно этот процесс нынешние белорусские «свядомые» считают «победой белорусской национальной государственности», призывая брать с нее пример при каждом удобном случае. Хотя своими играми в «вестернизацию», преклонением перед «гегемоном» в лице Польши литовско-белорусская знать просто оторвала себя от подавляющей части своих подданных, остававшихся по-прежнему и русскими, и православными людьми.
Так что, когда в 1863 году потомки гордых шляхтичей решили устроить антироссийское восстание на землях нынешней Белоруссии, подавляли его не столько даже правительственные войска, а «народные дружины» из простых крестьян и горожан, получившие на это «мандат» Петербурга.
Просто удивительно, что нынешний белорусский парламент тоже отправил делегацию в Польшу для участия в торжествах по образованию Речи Посполитой. Не совсем понятно, что и сами поляки находят достойного восхищения в превращении своего королевства в «рыхлую» анархическую вольницу, пусть и с «аннексией» литовско-белорусских земель. Но уж любой пиетет со стороны белорусских политиков, чьи предки Люблинской унией были лишены почти всех атрибутов собственной государственности, это уже за гранью здравого смысла.
Впрочем, ныне немалая часть белорусских националистов и либералов тоже пытается «оседлать» критическое отношение к событиям 450-летней давности. Правда, пытаясь экстраполировать их на … нынешнюю конвергенцию России и Белоруссии в рамках Союзного Государства! Дескать, если этот проект будет доведен до логического конца, получится то же самое, что и с Люблинской Унией, и с Речью Посполитой.
Да не получится! И любые аналогии тут «притянуты за уши». Само слово «белорусы» происходит от «Белая Русь». Русь, а не Запад, частью которого (пусть и провинциально-лимитрофной) всегда стремилась сделать себя Польша.
Понятно, что если в тело какого-нибудь человека попытаться «пересадить» чужеродный орган – тот начнет отторгаться. Потому что генетический код несовместим – а код «культурно-цивилизационный» имеет не меньшую важность.
А вот отторжение части от общего – это действительно ненормально, и такую ненормальность надо обязательно исправлять. Так что и ставить на одну доску «люблинскую» попытку «соединить ежа с ужом», западно-католическую Польшу и Великое Княжество Литовское, со значительной частью православно-русского населения и знати – и органичный союз Великой, Белой (а, в перспективе – Малой и Новой) Руси, абсолютно некорректно.
Впрочем, по сути, история и так сама расставила все по местам. Искусственное образование Речи Посполитой разрушилось из-за фундаментальных факторов недостатка внутренней стабильности. А Московское княжество, Российская империя, Советский Союз на протяжении сотен лет лишь возрастали в своей мощи. Трагедия 1991 года – результат всего лишь предательства части элиты. Да и то, политика нынешней России все больше старается нивелировать последствия этого предательства.
Так что, кому-кому – но братскому белорусскому народу уж точно не стоит испытывать хоть какой-то пиетет к Люблинской Унии, спустя два с небольшим века, как рак, разрушившей государственность обоих частей Речи Посполитой.
Источник: webkamerton.ru
Что такое уния? И чем отличалась Флорентийская уния от Брестской?
Первой серьезной попыткой подобного объединения (по задумкам, но не по результатам) стала Флорентийская уния, которая произошла в первой половине XV века. К этому времени, как мы знаем из церковной и светской истории, Византийская империя пришла к своему упадку и существовала практически в стенах одной только столицы – Константинополя, в то время как все остальные области были уже во власти турецкого султана.
Византийский император понимал, что единственно возможное средство для спасения Византии – помощь западных европейских государств. Но при этом существовала одна сложность: получить такую помощь можно было исключительно через сою, а точнее – через подчинение Папе Римскому. Последний, естественно, также видел в данном процессе немалую выгоду, ведь в 1433 г. в Базеле состоялся собор, на котором, кроме множества западных епископов, присутствовали представители светской власти во главе с императором Священной Римской Империи Сигизмундом. Одним из существенных положений Базельского собора было то, что собор отверг папский примат и признал свою власть выше власти римского епископа, что, естественно, не могло понравиться Папе, и последний, в свою очередь, не принял решений этого собора.
Таким образом, возможная грядущая уния с Восточной Церковью могла бы укрепить, как думал об этом Папа, авторитет Апостольского Престола и умалить решения Базельского собора. А для того, чтобы делегатов из Константинополя, которых, по замечанию современника, было более 600 человек во главе с императором Иоанном VIII Палеологом и Константинопольским Патриархом Иосифом II, а также полномочными представителями Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского патриархов, не «перехватили» и не переубедили базельцы, Папа даже пообещал взять на себя все расходы по содержанию представителей Восточной Церкви. И византийский император, находясь в затруднительном финансовом положении, принял предложения Папы.
Именно в таких условиях Папой Евгением IV был открыт в 1438 г. собор в Ферраре, который в 1439 г. переместился во Флоренцию. Данный собор начался с того, что на нем были осуждены участники Базельского собора, угрожавшие безоговорочному авторитету Папы Римского. Папа не выполнил обещанные восточным делегатам условия: никакого финансирования они не получили и со временем были даже вынуждены распродавать свои личные вещи для того, чтобы покупать пищу. Именно при таких обстоятельствах, практически в течение 5 месяцев находясь под давлением как Папы, так и Византийского императора и Патриарха, подавляющее большинство восточных делегатов 5 июля 1439 г. подписали определение собора, что, собственно, и вошло в историю под названием «Флорентийская уния». Неподписавших было только пятеро: митрополиты Эфесский Марк, Иверский Григорий (чтобы не подписывать решение собора, притворился сумасшедшим), Нитрийский Исаакий, Газский Софроний и епископ Ставропольский Исаия, который, предчувствуя неладное, тайно бежал из Флоренции.
Согласно Флорентийской унии, Восточная Церковь признавала такие нововведения Церкви Западной, как учение о filioque (исхождение Святого Духа от Отца и Сына), учение о чистилище, учение о примате Папы Римского и др. При этом, однако, была сделана одна небольшая оговорка: Восточная Церковь все же не станет вводить в практику латинские литургические обычаи.
Весьма интересен и тот факт, что столь ратовавший за унию Патриарх Иосиф так и не дожил до ее заключения: он умер через 8 дней после своего письменного одобрения filioque на внутреннем заседании византийской делегации.
В итоге восточная делегация, вернувшись домой без обещанной помощи, была воспринята, мягко говоря, недоброжелательно. Духовенство столицы прекратило поминать императора и не хотело сослужить с теми, кто подписал решения собора. Спустя пару лет практически все восточные делегаты стали открыто отрицать свое согласие с собором, утверждая, что его решения были достигнуты подкупом и угрозами со стороны Папы. Официально на соборе 1442 г. Александрийская, Антиохийская и Иерусалимская Церкви отвергли Флорентийскую унию. А несколько позже, в 1450 году, в присутствии трех Восточных Патриархов был низложен униатский Константинопольский Патриарх Григорий – и православие вновь восторжествовало.
Спустя практически 150 лет подобные попытки соединения (точнее – подчинения) Православной Церкви власти Папы Римского происходили на соборе в Бересте (нынешний Брест в Беларуси), который состоялся в октябре 1596 г. Данная уния, точно так же, как и Флорентийская, предполагала подчинение римскому Понтифику, а также принятие догматического учения Западной Церкви при сохранении восточной обрядовой стороны. Представители епископата Киевской митрополии приняли такое решение о подчинении Папе по следующим причинам: Ватикан активно поддерживал политику польских феодалов по отношению к православным гражданам и духовенству Украины и Беларуси. В результате же унии православные (точнее – грекокатолики) получали бы равные права в польском правительстве наряду с католиками.
Но опять-таки подобным планам и устремлениям сбыться было не суждено. Перешедшие в унию православные не получили обещанных свобод и полномочий, но само православие в итоге оказалось вне закона.
Таким образом, как Флорентийская, так и Брестская уния – это по большому счету не что иное, как попытки Западной Церкви путем применения политической силы и власти, а также прочих уловок подчинить своему влиянию Церковь Православную. И к чему такие попытки привели, мы также хорошо знаем: сам православный народ отвергал любую возможность унии, несмотря даже на то, что ее насаждали «огнем и мечом».
Источник: pravlife.org