Латвия подарила русским бесценный опыт
Наибольший энтузиазм проявили латыши сельской местности (85,89% «да» при явке 93,11%), а наибольший скепсис русскоязычные города (в Даугавпилсе, например, 51,3% «да» при явке 63,4%). Но в республике ни нашлось ни одного района, где победил бы вариант «нет».
Такого не было даже в более гомогенных Эстонии и Литве. Результаты тамошних референдумов о независимости дали графе «за» 77,83% и 90,47% соответственно, однако отдельные районы компактного проживания национальных меньшинств все-таки высказались «против».
Таким образом, стремления жителей Латвии к «свободе и независимости» (от Москвы, СССР, России, Горбачева, советской власти, коммунистической идеи – уже не важно) было полноохватным – русские жители республики тоже не остались в стороне и разделили мнение большинства. Это ли не доказательство демократичности процесса?
В теории, допустим, доказательство. Но в той роли, которую этому «референдуму» приписывают в латышской и британской историографии, неприятие вызывают прежде всего акценты. Потому что он был аферой латышских националистов и в качестве аферы должен войти в историю.
Латвия. «Нацисты будущего будут называть себя антинацистами». Слова Черчилля оказались пророческими.
Во-первых, «референдум» не имел никакого отношения к основному закону – конституции страны, где было прописано право на выход союзных республик из состава СССР по результатам референдума. То, что во втором случае кавычек нет, не случайно. Официально происходящее было неким «опросом», результаты которого не имели юридической силы.
Чтобы не создавать ложного впечатления, подчеркнем: речь не о телефонном обзвоне респондентов социологами, а о мероприятии, которое внешне напоминало традиционные плебисциты. Инициатором выступил Верховный совет республики, где большинство контролировал националистический Народный фронт Латвии (НФЛ), а исполнителями – местные избиркомы, прежде проводившие выборы.
Суть в том, что организовывать настоящий референдум националисты боялись. Они боялись проиграть, и правильно боялись. По конституции, «за» отделение от СССР должны были проголосовать две трети избирателей. С поправкой на явку в 87,56%, получается, что «за проголосовали 64,7% жителей Латвии при минимуме в 66,6%.
Верховный совет специально переформатировал избиркомы там, где проживало много нелатышского населения и у кандидатов НФЛ были низкие результаты на выборах. Агитация велась крайне агрессивным путем: всех скептиков идеи «независимой демократии» объявляли предателями и идиотами. В истории сохранились приметы типичных фальсификаций, когда в списках голосования вдруг появлялись умершие или давно уехавшие. Властям на местах давалась четкая установка вытянуть результат на «три семерки» вместо «трех шестерок».
Все равно не вышло. Что в НФЛ, повторимся, предвидели. Поэтому итоги опроса использовались в качестве пропагандистского материала, а не для юридического обеспечения латвийской независимости.
Его обеспечили иначе – объявили советский период оккупационным. Таким образом, Латвия не получала независимость через референдум, а восстанавливала ее после затянувшейся военной агрессии. Что, в свою очередь, стало обоснованием для того, чтобы лишить гражданских прав нелатышское население республики как «незаконно понаехавших».
Здравствуйте, товарищи [#23]
С этим фактом плотно связано «во-вторых». Референдум был аферой, поскольку в НФЛ намеренно врали русским и русскоязычным жителям, что в независимой Латвии будут обеспечены их политические и языковые права, хотя именно этих прав их планировали лишить, в чем последствии признавались.
Признанием того же рода памятен нам нынешний мэр города Днепр Борис Филатов. Когда, после украинского госпереворота 2014 года в Крыму начались протесты, в итоге приведшие к референдуму и воссоединению с Россией, он призывал давать крымчанам любые обещания и гарантии, резюмировав так – «а вешать мы их будем потом».
Латышские националисты были более сдержанны в эмоциях, поэтому несвоевременных признаний себе не позволяли. Наоборот, тех, кто подозревал, что с правами русскоязычных в независимой Латвии все будет непросто, объявляли провокаторами.
И, наконец, «в-третьих». Хотя результаты опроса даже в преимущественно русскоязычных регионах Латвии были победными для НФЛ, впоследствии их использовали как доказательство нелояльности русскоязычных новой демократии. Они стали еще одним обоснованием превращения Латвии в этнократию и учреждения там института «неграждан».
Иными словами, многие русскоязычные поверили вранью НФЛ, поскольку к 1991 году почти полностью утратили доверие к центральной власти и лично к Горбачеву.
Но их все равно обвинили в том, что они голосовали не столь единодушно, как латыши, следовательно, являются враждебным элементом.
Для любого социолога, политолога и электорального географа очевидно, что проголосовать «точно так же», как латышские, русскоязычные общины не могли. Правило «большего скепсиса» (подчас скепсиса абсолютного) демонстрируют любые национальные меньшинства в любой стране мира, если там проводится референдум о независимости, отделяющий их от исторической родины.
Но если, например, население Южной Осетии, где помнили, как минимум, три этнические чистки со стороны грузинских властей в период так называемой меньшевистской Грузии, поголовно голосовало за сохранение СССР, то часть латвийских русских проявили наивность и поддержали стремление латышей к независимости их родины.
Впоследствии о них вытерли ноги точно так же, как и о тех, кто на разводку НФЛ не поддался, но остался жить в независимой Латвии. Теперь, 30 лет спустя, у их потомков отняли право учиться на родном языке даже в начальной школе. В этом смысле официальная Рига плевать хотела не только на обещания по-прежнему ей почитаемого, но теперь уже мертвого НФЛ (на выборах 1993 года он получил всего 2,62 %, так как переход к капитализму непросто дался и латышам тоже), но и на все рекомендации Евросоюза и ООН.
Жалеть ли латвийских русских теперь — сложный вопрос. Даже некоторые так называемые неграждане, количество которых снизилось до 10,4 % от населения республики (в 1996-м их было 27%), с готовностью перечисляют «бонусы» от своего статуса, юридических аналогов которого в мире нет, если не считать соседнюю Эстонию.
Прежде часто фигурировала возможность не служить в латвийской армии, теперь – безвизовый въезд как в Россию, так и в ЕС.
Возможно, это форма стокгольмского синдрома для латвийских русских, обманутых, поставленных в положение людей второго сорта и лишенных возможности учить своих детей на родном языке.
Бесспорно, что на их опыте нужно учиться. Он бесценен.
Кто знает, сколько еще таких афер подсунут в будущем представителям крупнейшего народа Европы. Он же – ее крупнейший разделенный народ.
ИсточникПравозащитник: Русские жители Латвии имеют полное право на свои родные имена и фамилии!
Руслан Панкратов. Фото с личной страницы в соцсети.
Корреспондент EADaily беседует с латвийским правозащитником, депутатом Думы Риги Русланом Панкратовым. Тема беседы — появившаяся информация о том, что якобы Минюст Латвии хочет запретить вписывать в паспорта жителей государства нелатышские имена. И хотя эта информация не подтвердилась, проблема коверканья русских имен и фамилий в латвийских официальных документах остается насущной и актуальной. По действующему латвийскому законодательству русские имена и фамилии записываются в паспорт в латышском звучании (например, Ivans Ivanovs, Igors Eremins и т. д.).
В чём, на ваш взгляд, заключается причина нежелания властей Латвии идти на какие-то уступки в вопросе написания имен? Вон, например, даже в соседней Эстонии правительство разрешило записывать русские имена и фамилии в документах как можно ближе к оригиналу…
Тут не обойтись без психиатрических терминов. В психиатрии слабоумие относится к изменениям процесса рационального познания в виде сложностей с овладением новыми знаниями, трудностей выводить умозаключения и суждения, отсутствия критических способностей.
В случаи с министерством юстиции Латвии нужно вычленить, с чем конкретно приходится сталкиваться местным русским соотечественникам: с врождённой олигофренией автора и последователей идеи облатышивания имен и фамилий — или с приобретённым в результате органического поражения мозга слабоумием. В народе такое состояние называют маразмом. При шизофреническом слабоумии страдает не столько сам интеллект, сколько умение им пользоваться. И, в данном случае, латвийский Минюст (находящийся, к слову, под руководством представителей ультрашовинистического Национального блока VL-TБ/ДННЛ) поражает неспособностью понимать связь между окружающими явлениями. Самокритичность к своим высказываниям и поступкам утрачена полностью!
Но ведь имеется совершенно конкретное решение Комитета по правам человека ООН от 28 октября 2010 года. Там изменение имени и фамилии в идентификационных документах названо «произвольным и прямым вмешательством государства в частную жизнь»…
Да, есть такое решение… И посмотрите, какая интересная тенденция наблюдается. Комитет по правам человека ООН рассматривает жалобу об искажениях имён и фамилий в латвийских паспортах.
Принимает решение, в котором чётко и ясно определено, что «добавление „-s“ в окончаниях к имени и фамилии, десятилетиями использовавшихся до этого в оригинальной форме — данная мера недопустима, и характеризуется как грубое вмешательство в частную жизнь». На основании предшествующих прецедентов, установивших, что действие статьи 17 Международного пакта о гражданских и политических правах распространяется и на возможность лица выбирать и менять свое имя, Комитет посчитал, что эта защита a fortiori защищает лиц от навязывания государством самопроизвольного изменения имени.
Поэтому, Комитет по правам человека, действуя согласно части 4-й статьи 5-й Факультативного протокола к Международному пакту о гражданских и политических правах, решил, что односторонняя модификация Латвийской Республикой имён и фамилий в официальных документах без согласия владельца неразумна — и, таким образом, является «произвольным вмешательством в неприкосновенность личной жизни граждан, грубым нарушением статьи 17-й Международного пакта о гражданских и политических правах». Указанный документ является нормой международного права — и имеет более высокую юридическую силу, чем Закон о государственном языке Латвийской Республики и подчиненные ему нормы Правил Кабинета министров. А ведь при констатации противоречия между нормой международного и латвийского права должна применяться именно первая! Комитет тогда учёл и названную Латвией цель такого вмешательства в частную жизнь — «необходимая мера для защиты латышского языка и его должного функционирования, как целостной системы, включая гарантии целостности его грамматического строя». Однако, там нашли, что самовольное искажение оригинальной формы имён и фамилий в таком формате, как это делается сейчас, представляет большие неудобства для жителей Латвии — и с точки зрения экспертов ООН не является разумным.
Но, насколько известно, несколько лет назад в Латвии разрешили указывать в паспортах по желанию и оригинальное написание имени-фамилии?
Да, официальные власти Латвии разрешили дублирование имён и фамилий в оригинальной форме на четвертой странице паспорта. Маленькая, но всё же победа — чем не подспорье для правозащитной борьбы? Паспорт — это все же документ государственный… Разгорелась дискуссия: почему нельзя обозначать имена и фамилии в их оригинальной форме уже на первой странице? Увы, в 2015 году был успешно реализован сговор латвийских властей с судьёй из ЕСПЧ в Страсбурге Дином Шпильманом — о том, чтобы после девяти лет делопроизводства по судебному иску «Панкратов против Латвии» вдруг оказалось, что дело об именах рассмотреть они не могут: в связи «с неприемлемостью данной жалобы». Официальная Латвия приняла этот сигнал как команду к ужесточению языковых репрессий для всех нацменьшинств страны, включая и русскоговорящих соотечественников.
Но в чем всё же заключается смысл столь жесткой политики, если отставить в сторону патологическую гипотезу?
Националисты из правительства приводят аргумент, что, если разрешить писать в паспорте оригинал имени и фамилии, то все местные русские немедленно отбросят навязанные им окончания «с». И наступит великий хаос, который логически приведёт к ещё большему их отдалению от программируемого властью утопического идеала «латышской Латвии».
Другой вопрос, будет ли вообще когда-нибудь существовать такая, придуманная этно-националистами Латвия — вместо Латвии реальной, мультикультурной, созданной совместно всеми её народностями. Облатышивание имён и фамилий можно рассматривать с позиций социолингвистики как вызванную защитным рефлексом малого народа «грамматическую ассимиляцию».
Ибо грамматика — не только хребет языка, но и само языковое мышление. Это только идейный предлог того, что хочет достичь элита этнолингвистических националистов. А именно: сохранить такую модель языка, которая поможет эффективно ассимилировать иноязычные имена и «чиста» от всяких иноязычных примесей.
Именно здесь мы можем чётко прослеживать связь языка, идентичности и государства. Но ведь процессы современной миграции и социальной мобильности выдвигают свои требования к языку. Он должен стать эластичнее, тем более что невозможность выбора скорее связана с правами человека, нежели с языкознанием.
Почему же русские Латвии не могут удовольствоваться уже предоставленной им уступкой записи оригинального имени и фамилии на четвертой странице паспорта?
Потому что этого недостаточно. В документах приоритет всегда отдавался и отдаётся письменному, а не устному доказательству идентичности гражданина. Кого интересуют такие правовые и юридические «мелочи»? Нет никаких объективных причин при составлении, например, договоров использовать все варианты записи имени.
Люди, которые просят в паспорте сохранить свою фамилию в оригинале, не требуют ведь принципиальной реформы грамматики латышского языка? Все эти рассуждения о том, какие непорядки нас ждут, когда написание в паспорте фамилии в оригинале станет приоритетом, носят глубоко спекулятивный характер.
То, что происходит сейчас, является не чем иным, как лишением семейных фамилий, то есть — насильственной ассимиляцией. Государство до сих пор не может сформулировать, почему в отношении её граждан вводятся такие ограничения на использование исторических имён и фамилий.
В международной практике насильственные действия могут осуществляться лишь в интересах государственной или общественной безопасности, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, или для защиты прав и свобод других лиц. Но, следуя логике наших властей, если начнут выдавать паспорта с оригинальным правописанием, то в стране сразу начнётся правовой хаос и беспорядки, государство начнёт нищать, а его граждане поголовно заболеют и станут безнравственными, с радостью нарушая права и свободы других лиц. Смешно, не так ли? Полагаю, что в национализации имён речь идёт об идеологической составляющей, а практического характера никакого тут нет.
Что ж, ваша позиция совершенно ясна, её трудно оспорить…
Беда в том, что правительство позволяет себе подавать своё видение как единственно правильное, не допуская никакого широкого обсуждения. Но такой подход, во-первых, авторитарный, а во-вторых, раздражает значительную часть населения, если не всю половину. Это, возможно, пройдёт, когда «нацикам» и горстке языковедов запретят вести себя так, как им только заблагорассудится.
А пока они традиционно «включают» свои шаблоны на любой случай жизни: дескать, «латышский язык маленький, и его надо защитить от всего на свете». Якобы, «в прошлом мы не видели ничего, кроме тирании, ведь свободного государства у нас никогда не было». Мол, «причины нашей нетолерантности кроются исключительно в пережитых в прошлом испытаниях». За попытками латышизации русских имён и фамилий ясно видны социальные процессы. Слабое государство, которым руководит немногочисленная, коррумпированная элита, зачастую манипулирующая вопросами языка только лишь в своих корыстных целях… И такая вот безумная по смыслу запретительная политика, полное неумение, а главное патологическое нежелание договариваться и слышать свой народ — яркое тому доказательство…
ИсточникКак называют себя в латвии
Стереотипы латышей: русские делятся на «настоящих» и «ненастоящих», а сами латыши — это народ крестьян, певцов и сирот. «Этнические стереотипы латышей в конце XX –— начале XXI века: влияние исторических факторов» — тема докторской диссертации этнолога Илзе Болдане.
Ее работа вызвала большой интерес, причем не только в научных кругах. И это неудивительно. В исследовании анализируется важнейшая тема — представления латышей о самих себе и представителях других национальностей. Свои выводы Болдане основывает на более сотни интервью, которые она в течение нескольких лет брала у живущих в разных регионах жителей Латвии. При этом исследователь подчеркивает, что стереотипы сами по себе не являются ни хорошими, ни плохими, все зависит от того, как их используют.
В интервью «Вести Сегодня» Илзе Болдане рассказала о некоторых выводах, к которым она пришла в ходе работы над диссертацией.
Тайны латышского менталитета
— Как сами латыши отвечают на вопрос — что значит быть латышом?
— Подчеркну, что для определения своей национальной идентичности никто из опрошенных не использовал только один критерий, чаще называли два–три. Самые распространенные из этих критериев: латыш — это человек, хотя бы один родитель которого является латышом, это человек, родившийся в Латвии, учившийся в латышской школе, говорящий на латышском языке и в паспорте которого можно прочесть запись «латыш». То есть в представлении самих латышей — латышом надо родиться.
— А как же актуальные сейчас рассуждения о формировании в Латвии политической нации?
— Мое исследование показывает, что для латышей при определении своей национальности главным является именно критерий происхождения, родства. Это значит, что латышский народ является этнической нацией, что может быть препятствием на пути к формированию в Латвии политической нации.
— Каждый человек является и частью своего народа. Как латыши характеризуют себя в этом аспекте? Как народ, который поет?
— Не только. Респонденты использовали по крайней мере 80 определений, которые можно разделить на четыре группы. Первая — это отношение к работе. В этом контексте латыши характеризуют себя как «народ крестьян» — работящих, старательных, аккуратных людей. Но при этом отмечается и пассивность, отсутствие инициативы, нерешительность, нежелание рисковать.
Вторая группа определений связана с культурой: «поющий народ», народ, который сочинил народные песни и хранит их, соблюдает традиции, например празднование Янова дня. Отмечу, что традиции хорового пения не делают латышей уникальными, Латвия не единственная страна мира, в культурном календаре которой важное место занимает Праздник песни. Но тем не менее Праздник песни (который проводится у нас уже 150 лет!) также используется как признак идентичности. Минимальное привлечение представителей других национальностей к деятельности латвийских хоров, с одной стороны, может свидетельствовать о ревнивом отношении латышей к этой традиции, которую они считают своей и только своей. Но с другой стороны — и живущие в Латвии нацменьшинства не слишком увлекаются хоровым пением, и поэтому Праздник песни не может стать частью общелатвийской, а не только латышской идентичности.
Третья группа — это отношение к истории, ее оценка. Тут символическим определением является «народ сирот», народ, которому выпала трудная и безжалостная судьба. Это подтверждают и выбранные респондентами определения, характеризующие латышский народ: порабощенный, гонимый, оккупированный, народ, который топчут ногами.
И наконец, четвертая группа — это определения, связанные со стратегией поведения латышей как народа крестьян, певцов и сирот, и их отношением с ближними и дальними «чужаками». Интервьируемые отмечали, что латышам свойственно очень уважительное отношение к своему и чужому пространству и собственности. Отсюда и уважение к границам — и физическим, и символическим, которые латыши всегда соблюдают.
— Это связано с хуторской жизнью?
— Да. Латыши жили на хуторах, на расстоянии друг от друга, а крестьянские работы практически не позволяли покидать хутор и ходить в гости. Замкнутость, желание отгородиться — это черты, характеризующие коммуникации и внутри этнической группы, и вне ее.
С этим связан и стереотип о том, латыши негостеприимны, что они очень неохотно приглашают кого–то к себе. И это иногда воспринимают как невежливость. Но это не невежливость, а восприятие жизни. Русские намного более открыты и ждут такого же отношения к себе. Никто не хочет ничего плохого, это просто столкновение стереотипов.
Для латышей характерно и подчеркнутое чувство дома. Причем дом для латыша — это очень конкретное понятие, это именно свой конкретный участок земли, свое поле, свой лес, свое родовое гнездо. Моя коллега, российский этнолог Светлана Рыжакова, отмечает, что у русских чувство дома связано с ощущениями и эмоциями, оно у них в сердце. И поэтому русским важнее люди, рядом с которыми они живут, а не конкретная земля, где они поселились. Русские могут создать себе чувство дома и в чужом месте, что, наверное, достаточно трудно понять латышам.
Немного самокритики
— Видят ли латыши в себе негативные качества?
— Безусловно. Часто характерными для латышей качествами называли зависть, сварливость, неуживчивость, раздражительность, упоминалось и хорошо известное выражение: «Любимое блюдо латыша — другой латыш». Люди старшего и среднего поколения говорили о способности латышей адаптироваться, приспосабливаться к любой политической власти, не всегда оценивая эту способность позитивно. В свою очередь, представители молодого поколения в понятие «приспосабливаться» вкладывают совсем другой смысл — для них это не столько угождение кому–то, сколько способность эластично подстраиваться под изменившиеся обстоятельства.
Для характеристики способности латышей приспосабливаться к политической власти по большей части использовались три выражения: «гнется под всеми ветрами», «сам будешь хорошим, и другие будут хорошими по отношению к тебе», «не будь первым и не оставайся последним». При этом два последних выражения больше относятся к лексике старшего поколения.
Русские: «настоящие» и «настоящие»
— Какие стереотипы в отношении русских доминируют в латышской среде?
— Практически в ответах всех респондентов присутствовало деление русских на «настоящих» и «ненастоящих». «Настоящие русские» — это русские, живущие в России, и русские, давно живущие в Латвии и включившиеся в этническую среду локального сообщества, например староверы. «Ненастоящие русские» — это советские люди, представители разных национальностей, которых объединяет, во–первых, то, что они приехали в Латвию после 1940 года, а во–вторых — что языком их общения является русский. В этом смысле этноним «русский» включает в себя очень многое.
Чертами характера «настоящих русских», живущих в России, являются сердечность, гостеприимство (зачастую чрезмерное), открытость, игнорирование границ, иногда неаккуратность и невнимательность. В Латвии же представлениям о том, каким должен быть «настоящий русский», соответствуют латвийские староверы — с их особой моделью поведения и общения с представителями других народов и религий.
В большинстве случаев русские, приехавшие в Латвию после 1940 года, воспринимаются как «оккупанты», «искатели счастья», у которых, в отличие от латышей и «настоящих русских», нет чувства своих корней и традиций, чувства принадлежности к своей стране.
Ты меня уважаешь?
— Во все времена в Латвии был актуален вопрос о русском языке. Какие представления доминируют в этой сфере?
— Отношение к русскому языку, так же как и отношение к русским, никогда не было однозначно негативным или однозначно позитивным. Знание русского было необходимой предпосылкой для успешной конкуренции на рынке труда в царской России. Тут можно вспомнить прозвучавший во второй половине ХIХ века призыв младолатышей учить русский и немецкий языки, чтобы быть более конкурентоспособными. В годы советской оккупации русский был официальным языком общения и деловой документации, и его надо было знать.
Латыши тогда учили и знали русский язык, и сейчас, в независимой Латвии, латыши ожидают, что так же будут поступать и представители нацменьшинств, что они тоже будут учить и знать латышский. Респонденты очень часто задавали вопрос: мы могли выучить русский, почему они не могут выучить латышский? При этом респонденты всех возрастов в качестве черты, характеризующей современного русского, чаще всего называли нежелание изучать латышский язык. По их мнению, подтверждением тому является реакция русских на реформу школьного образования.
Попытки уклониться от изучения и использования латышского языка латыши интерпретируют как проявление нелояльности к латвийскому государству и латышскому народу. И одной из самых характерных черт русских Латвии называется стремление сохранить свое привилегированное положение. Причем, по оценке респондентов, на это их все время толкают политики.
Что думаешь, то и есть
— На ваш взгляд, стереотипы многое определяют в реальной жизни?
— Сами по себе стереотипы не являются ни хорошими, ни плохими, они просто существуют. А негативное влияние стереотипов начинается тогда, когда какие–то из них подчеркнуто актуализируют, чтобы использовать не в самых лучших целях. Вот тогда и начинаются проблемы.
И еще: стереотипы, конечно же, создают люди, но и стереотипы влияют на людей. Как это ни парадоксально, но человек со временем начинает соответствовать тому стереотипу, который о нем сложился.
— То есть каким один человек представляет другого, таким тот, другой, и становится?
— Да. И поэтому рецепт очень прост: надо думать о людях хорошо, и они станут лучше. На мой взгляд, лучшим средством для борьбы со стереотипами, для уменьшения их роли в нашей жизни являются знания и критическое мышление.
Некоторые стереотипы латышей
По отношению к другим национальностям у латышей сложились такие социально–профессиональные стереотипы:
- русские — солдаты, рабочие, начальники;
- немцы — солдаты, помещики;
- евреи — торговцы;
- поляки — помещики, сельскохозяйственные рабочие;
- цыгане — безработные, торговцы нелегальным товаром.